Серебряная герцогиня - Анастасия Разумовская

его всё ещё отливали розовым. Наступило время, когда дозорные начинают дремать и становятся крайне рассеянными. И Шэн решился: перемахнул через низкую, скорее изящную, чем практичную решётку, прошёл мимо мрачных туй и остановился под балкончиком её спальни. Дальше он не пойдёт: незачем было смущать покой. Прошлое не должно двоить настоящее.

— Я хочу, чтобы ты была счастлива, — беззвучно прошептал Шэн.

Стараясь запомнить всё в мельчайших подробностях, скользнул взглядом по керамическим вазонам, покрытым бело-голубой глазурью, с цветущими в них нежно-розовыми азалиями. По подвесным кашпо с голубыми лобелиями, по шёлковым лазурным шторам, по фарфоровым статуэткам на подоконнике, по мягкой рыже-белой игрушке, так смешно и нелепо разместившейся между ними, по…

И замер.

Лисица? Лис? Смешная мордочка с носиком, вышитым чёрной ниткой, с блестящими глазками-пуговицами, с коротким толстым хвостом и щетинисто торчащими усиками-соломинками.

Вчера его тут не было.

Шэн попятился, не отводя взгляда от доверчиво взирающей на него игрушки. «Не переживай, Лис, я не буду сбегать» — зазвучал в его голове насмешливый нежный голос.

Глава 16

Бал

Ильдика привыкла рано вставать. До того, как поднимутся придворные дамы. Надира вечно ворчала на не королевские привычки, но принцессе было плевать.

На следующий день после приезда Ильдика открыла глаза и тотчас вскочила. Покои, отведённые для неё Ульваром радовали и пугали. Радовали тем, что жених учёл вкусы и предпочтения невесты: никаких шпалер. Малахитовые колонны. Изумрудно-зелёный шёлк. Тяжёлые бархатные гардины на окнах не зашторивались. Лоджия, ведущая в сад, уставлена разноцветными петуньями. На малахитовом столике у окна золотой кувшин, инкрустированный перламутром. В фарфоровой вазе — нарциссы. Любимые цветы Ильдики.

Спасибо, конечно. Учтено всё, вплоть до коврика из шкуры гленнской овцы — с мягкой, тонкорунной, чуть пружинистой белоснежной шерстью. Но, простите, откуда вы, Ваше величество, всё это знаете? Подобная осведомлённость пугала.

— А ты неплохо подготовился, как я посмотрю, — мрачно прошептала Ильдика.

Натянула штаны, рубаху, камзол. Подвернула волосы под шаперон — головной убор, чем-то похожий на персиковый тюрбан с жёстким бортом и длинным шлыком — почти до середины плеча. Натянула сапожки из тройного слоя материи на кожаной подошве, и выскользнула в сад через лоджию.

Пока королевский дворец спит, нужно найти сира Глематиса и пофехтовать. Конечно, подобное неприличие могло вызвать у жениха закономерное раздражение, но… Во-первых, всегда можно сделать вид, что ты чего-то не знала, не понимаешь, и вообще, тупа как пробка. А во-вторых, если уж Ульв про нарциссы знает, то… Про запретные учебные тренировки — тем более. Хотя, конечно, оставалась маленькая вероятность, что то, что не увидели придворные дамы принцессы, осталось незамеченным и для короля.

Сад был прекрасен. Дорожки засыпаны мраморной крошкой: белые, голубые, розовые, жёлтые, они хитроумно переплетались, составляя узор. Из крон различных деревьев выглядывали лукавые личики статуй. Журчали фонтаны, а от аромата цветов Ильдики скоро почувствовала себя совсем пьяной.

Она шла и радовалась жизни. Конечно, Ульвар оказался более опасен, чем невеста представляла по началу. И тем опаснее, чем меньше угроз ощущалось. Казалось, в королевском дворце царят лишь роскошь, свобода и непринуждённость. Но Ильдика понимала: только очень-очень опасный человек умеет замаскировать собственное значение. И распознать его можно лишь по тончайшим деталям. Например, по нарциссам. По ковру у кровати. По вот этому безлюдью в утреннем саду. Ни тебе стражников, ни телохранителей… Тут нужно было быть либо глупцом, либо умнейшим человеком. Глупцом король Элэйсдэйра точно не был.

И вдруг Ильдика замерла. На одной из искусственных полянок — овальной, спрятавшейся в зарослях сирени, уже начинающей выбрасывать метёлки бутонов — печалился странный фонтан: бегущие мальчик и девочка. Мраморные пальцы девочки, и мраморные руки мальчика были отбиты, их тела потрескались. Вода не лилась из бронзовых трубочек, а в чаше фонтана смиренно догнивали осенние листья и скромно зеленел налёт мха.

Странное украшение для такого роскошного сада.

— Рад видеть, что ты тоже любишь ранний подъём, — раздалось позади.

Ильдика обернулась и увидела короля, полулежащего на толстой, перекрученной ветви сирени. Он смотрел в небо и улыбался.

— Что это? — спросила она.

— Любимый фонтан моей матери. Фонтан воспоминаний. Никто точно не знает, кто его поставил и зачем. Мама видела в нём себя и брата. Такими, какими они могли бы быть. Может и так, как знать. А может он ещё более древний.

Ульвар спрыгнул с ветки и подошёл к невесте. Она с вызовос посмотрела в его лицо.

— Тебе идёт мужской наряд, — признался король. — Так ты даже ещё более хороша.

Она растерялась. И отчего-то разозлилась на его равнодушную доброжелательность.

— В женском наряде фехтовать неудобно.

— Не знаю, не пробовал, — рассмеялся Ульвар. — Напомни, пожалуйста, сиру Глематису, что после обеда, ближе к вечеру, будет бал. А всю ночь и до утра нас ожидает костюмированный маскарад. Так что побереги силы, они тебе понадобятся.

Он взял её руку и поцеловал пальчики, несводя насмешливого взгляда с лица девушки.

— Передам. То есть, вы не возражаете против наших тренировок с сиром Глематисом?

— А должен? Нет, не возражаю.

— А если он — мой любовник?

Ильдика мило улыбнулась, захлопав ресницами. «Нет, милый Ульв, я выведу тебя из себя! Хочу увидеть твоё настоящее лицо».

— А вот против этого — возражаю, — усмехнулся жених. — Не то, чтобы я был очень уж ревнив, но на престоле Элэйсдэйра планирую видеть собственных детей. Ильдика, милая, я не претендую на твоё сердце. Но проверить как далеко зашли поцелуи, боюсь, возможности особой нет. Кстати, хотел по этому поводу спросить: ты — девственница?

Ильдика внезапно для себя покраснела. Впрочем, так было даже лучше. Она слишком уж далеко зашла в дерзости. Надо было срочно возвращать прежний образ невинной девицы хотя бы отчасти. Так что багрянец щёк и пылающие уши оказались как нельзя кстати. Девушка потупилась.

— Вы не поверите, но — да, — прошептала, кусая губу.

— Радостная новость. Останься ей, пожалуйста, до завтрашней ночи.

— Это хамство, Ульвар.

— Нет, это прямодушие, Ильдика. Откровенность, если называть вещи своими именами. Я ничего не имею против отсутствия плевы, но её наличие предохраняет меня от чужих бастардов. Это удобно.

— А меня — от твоих что предохранит? — злобно прошипела Ильдика.

Она не понимала, почему эти слова «прекрасного принца», а вернее, короля так взбесили её. Обычно принцесса более умело управляла эмоциями.

— Мои бастарды не будут претендовать на