Солнце, уснувшее в ладонях ведьмы - Елена Анатольевна Кондрацкая

Поток, частью которого я стала. Этот сон повторялся уже несколько раз, и мне даже начало казаться, что Поток пытается мне что-то сказать. Но я не умела его слушать. А может быть, просто боялась того, что услышу.

– Когда мы разговаривали в Самайн, ты сказала, что после смерти ничего нет. – Я подняла на Анну задумчивый взгляд, она удивлённо подняла брови, будто не ожидала такой резкой смены темы. – Почему ты так думаешь? Разве после смерти мы не становимся частью Потока?

– Так и есть. Поток – это всё и ничего одновременно. Начало и конец. Прошлое и будущее. Тебя больше не будет. Ты перестанешь мыслить, чувствовать, существовать как личность. Ты станешь ничем и всем одновременно.

– И ты считаешь, что это страшно?

Анна серьёзно кивнула.

– Для меня – да. Но кто-то считает это спасением, и я этот выбор уважаю.

– Думаешь, это может быть спасением?

– Конечно. – Анна отвела взгляд, повернулась к окну и печально улыбнулась хмурому небу. – Ведь исчезнешь не только ты. Твоя боль тоже исчезнет.

– Передай мне во-он тот орешек. – Мэй указала на коробку с украшениями.

Я послушно протянула ей покрытый золотой краской грецкий орех на верёвочке. Мэй привстала на цыпочки на стремянке и надела его на ветку ели, которая громоздилась посреди гостиной.

– А в Китае вы тоже наряжаете ели в Модранихт? – Из-за мохнатой зелёной лапы выглянул Мёрфи и потянулся за свечкой, чтобы приладить её к соседней ветке.

– Я родилась и выросла в Брайтоне, Мёрфи, – скривилась Мэй. – Так же как моя мама, и её мама, и мама её мамы… Мне продолжать?

– Понял, не дурак. – Мёрфи засмеялся и преувеличенно драматично вздохнул: – Ты не знаешь, как там у вас в Китае.

– Мёрфи, я смотрю, ты очень хочешь по морде получить, – подал голос Эндрю, он сидел на диване и читал книгу. Говорил спокойно, но в голосе читалась неприкрытая угроза.

– Да я же пошутил! – Мёрфи поднял раскрытые ладони, капитулируя. – Чего ты сразу разгоняешься.

– Я никуда не разгоняюсь, – пожал плечами Эндрю, возвращаясь к чтению. – Пока тебе хватает мозгов следить за языком.

Мэй зарделась и посмотрела на меня сверкающими от восхищения глазами, пряча улыбку. Я в ответ покачала головой – ни один из участников этой детсадовской сценки меня не впечатлил, зато Мэй вводило в восторг всё, что делал Эндрю.

– О, девочки, привет! – В гостиную влетела Рози с двумя подружками, имён которых я не знала. – Вы хотите поучаствовать в ритуале на Модранихт?

– С кострами? – Мэй соскочила со стремянки и воодушевлённо хлопнула в ладоши.

– Костры и потом гадания, – кивнула Рози. – Двенадцать девушек на костры, ещё шесть гадальщиц.

– Пойдём? – Мэй вцепилась мне в плечо и с надеждой заглянула в глаза. – Пойдём! Пойдём!

– Мэй…

– Давай! Вспомни, как было весело в прошлом году! – Она понизила голос и продолжила заговорщическим шёпотом: – Между прочим, это ты мне тогда предсказала любовь!

Я закатила глаза, но всё же сдалась.

– Ладно, но только на часть с кострами. Гадать в этом году будешь ты.

Мэй радостно запрыгала и крепко меня обняла. Я рассмеялась и обняла её в ответ. Видеть её радость было приятно, этому я не могла противиться.

Когда Мэй привлекла к украшению ёлки Эндрю, я села на диван и забросила ноги на журнальный столик. Рядом упал Мёрфи.

– Эй, Блэквуд, не хочешь сегодня выпить? Вдвоём.

Я медленно повернула голову, пытаясь понять, от чего охренела больше: от предложения или от того, кто его озвучил. Мне послышалось или второй сын Верховного из Триады только что позвал меня на свидание?

– Вино? Виски? – Он окинул меня оценивающим взглядом. – Пиво?

– У тебя температура? – Я потрогала его лоб. – Нет. Странно. Тогда тебя, наверное, прокляли. Тебе бы показаться миссис Никс.

– Очень смешно, Блэквуд, – скривился Мёрфи и забросил руку на спинку дивана, придвигаясь ближе. Я настороженно отклонилась. – Просто поболтаем, ничего больше.

– У тебя друзья закончились? Генри променял тебя на Рози? Так вроде осталась ещё целая команда качков в трениках и с битами.

– Почему ты такая грубиянка? – скуксился Мёрфи, делая смешное лицо. – Впрочем, ладно, я слово «нет» понимаю с первого раза. Это же было «нет»?

– Оно самое.

– Жаль, Блэквуд, очень жаль. – Мёрфи подмигнул мне, встал с дивана и как ни в чём не бывало присоединился к Мэй и Эндрю, оставив меня задаваться вопросом: «А что, собственно, это только что было?»

Дни до Модранихта – Ночи Матерей – пролетели незаметно. Академия дышала праздником, пары проходили расслабленно и почти лениво. Все: и студенты и преподаватели – ждали предстоящих каникул. Лютовала только профессор Блай, выжимая из нас последние силы и пугая выпускными экзаменами, но от неё никто другого и не ждал.

Шесть костров сложили во дворе академии накануне. Один – самый большой – в центре и пять – вокруг него. По периметру расставили четыре длинных стола – по одному для каждого курса. С погодой повезло – небо было чистым, и студенты поговаривали, что видели, как накануне профессор Ноденс стоял на вершине Грозовой башни – самой высокой в Стоункладе – и зачаровывал облака. Наутро перед праздником все пребывали в радостном возбуждении. Модранихт, наверное, был самой важной ночью после ночи Вальпургиевой. Зимнее солнцестояние, ночь, которая когда-то принадлежала Сгинувшим Богиням, а теперь – всем могущественным женщинам, которые растворились в Потоке и вместе с ним давали нам силу.

Двор пустовал ровно до заката. Как только солнце спряталось за горизонтом, вспыхнули костры, столы прогнулись под тяжестью еды, а площадь заполнили студенты. По периметру двора расположились горгульи и преподаватели, которым предстояло следить за порядком.

Я разгладила белое платье и поправила красную накидку на плечах – ритуальное одеяние, точно такое же, как у одиннадцати других Ночных Дев. Как только вспыхнуло пламя, мы окружили главный костёр и каждая держала в руках свою жертву Потоку, а прежде – Сгинувшим Богиням. Мне достался пучок пшеницы. Мэй – горсть орехов. Рози держала в ладонях пучок овечьей шерсти. Анна тоже вызвалась в Ночные Девы и принесла к костру букетик лаванды. Мы с Анной встретились взглядами, она улыбнулась и топнула ногой. Потом ещё и ещё, задавая ритм, под который подстраивались наши сердца. Разомкнула губы, завела песню, и мы, качнувшись, двинулись по кругу, подхватывая знакомые с самого детства слова.

На холмах туман, ночь длинна, темна.

Феи шепчутся с богами в тишине,

Песнь поёт жестокая зима,

Но сгореть сегодня ей в огне!

Solus a’ gheamhraidh a’ dol suas![8]

Ночь не вечна, скоро будет свет,

Он разбудит каждого из нас

И вернёт природе жизни цвет!

Solus a’ gheamhraidh a’ dol suas!

Призываем первых матерей,

Этой ночью, в самый тёмный час

Песню мы поём среди огней!

Поделитесь силой и теплом,

Попляшите с нами у костров,

В эту ночь в мгновение одно

Сбросим мы оковы зимних снов!

Сердце учащённо билось, ладони потели, лицо горело от жара и волнения, которое захватило меня вместе с хороводом. Песня уносила нас всё дальше, наполняла силой, о которой мы просили. И, если Сгинувшие Богини существовали, сейчас я была к ним настолько близко, насколько это возможно. Я бросила в костёр пшеницу, пламя взметнулось ввысь и затрещало, принимая жертву. Остальные девушки тоже бросили свои дары, и толпа взорвалась аплодисментами – Модранихт официально начался.

Студенты окружили другие костры – начинался следующий этап, обряд очищения. Нужно было разбежаться и перепрыгнуть через огонь, чтобы сбросить с себя зло и напитаться силой, которую своей песней призвали Ночные Девы. У студентов это была любимая часть. Достаточно весёлая и опасная. После неё еда казалась особенно вкусной, а другие студенты и студентки – особенно привлекательными.

Заиграла музыка. Я, всё ещё захваченная энергетикой