Царствование Розы - Кейт Голден

Худая женщина, Валери, с ее многочисленными подвесками, опустилась передо мной на колени и мягко раскрыла руки, чтобы забрать Арвен. И за ней…

Их темные длинные юбки, кожа и бусы на одежде, и озабоченные выражения на их лицах…

Ковен Антле. Как и говорила Бриар.

Все, что я мог сделать, — это кивнуть, пока Валери поднимала тело Арвен и уносила его от меня. Мне сразу не хватило ее веса на руках, и я опустил голову на руку, пытаясь вдохнуть полной грудью, чтобы успокоиться и собраться, обращая свой острый, как бритва, страх внутрь себя и проглатывая его целиком.

— Мой ковен очень искусен, — сказал Харт. — Я бы сказал, у нее есть шанс, по крайней мере. — Когда я поднял лицо, он убирал волосы в сторону, окрашивая бронзовые пряди в красный цвет. Его глаза встретились с моими, и он бросил мне кривую, уверенную ухмылку.

Глава 19

АРВЕН

Трижды я восставала из мертвых за свою жизнь, и была убеждена, что и одного раза было бы с избытком.

Я не то чтобы хотела умереть. Каждый раз, когда свет пробивался из темноты и дыхание расправляло мои легкие, моим первым побуждением всегда было возблагодарить Камни. Но эта волна облегчения — лихорадочные прикосновения к своим конечностям и плоти, чтобы убедиться, что все на месте, — быстро проходила.

Каждый раз на меня обрушивалось отчетливое чувство дурного предчувствия. Понимание, что каждая встреча с тем воющим, бездонным небытием — лишь слабый привкус грядущей неизбежности. Что судьба — это озорная кошка, а моя смерть — клубок ниток, готовый размотаться на самом краю.

— О сущности мироздания размышляешь? — Хриплый голос Кейна по-прежнему вызывал дрожь у меня по спине, будто он коснулся губами самой мочки моего уха.

Он вошел тихо, притворив за собой дверь из суковатого дерева. Временный лазарет был целиком сложен из округлых бревен, словно уютный горный домик.

— Скорее, о своем хрупком существовании. — Это была попытка говорить легко, но никто из нас не засмеялся.

Пряди угольно-черных волос спадали на его темные брови, которые, вопреки легкому тону, были сведены болезненной складкой, пока он смотрел на меня. Он сменил краденые доспехи Фейри на кирпичного цвета тунику, чуть тронутую потертостями, и темные штаны. Волосы его были грязными, лицо кое-где испачкано кровью и пылью, но… он побрился. Словно самой отвратительной грязью на нем была та борода, что он отрастил за время моего отсутствия. Напоминание о его горе.

Кейн наблюдал за мной из просторной, теплой комнаты. Сквозь неровные бревна крыши пробивались пустые полосы багрового солнечного света, окрашивая его изящно очерченный подбородок и сложенные на груди руки. Кейн не делал ни малейшего движения, чтобы присоединиться ко мне на жесткой кровати с ее тонкими, поеденными молью одеялами, а я села, плохо скрывая гримасу боли.

— Не торопись. — Его глаза жгли мое лицо, мои обнаженные плечи — в какой-то момент тот, кто меня воскресил, попросту срезал мое золотое платье. И слава богу.

Кейн пристально следил, как я провела рукой по своей больной шее.

— Где мы?

— Скрытый лагерь, построенный мятежниками. — Он говорил хрипло, будто сорвал голос криком.

— Скрытый?

— Защищен магическим барьером, как раз за пределами того города, о котором я говорил, Авроры.

— Ты велел мне там спросить… — мой ум, затуманенный зельями, не мог воскресить имя, названное им еще во дворце. Тогда, когда он торопил меня бежать. Вина закружилась тяжелым клубком в моем едва зажившем животе. Послушайся я его тогда, избежал бы он той пытки, что запечатлелась на его лице изможденной болью?

— Харт Ренвик, — тихо подсказал Кейн. — Молодой Фейри, который собрал армию мятежников. Жители Люмеры зовут его королем мятежников.

— А, — было все, что я смогла выдавить.

Скула Кейна нервно дернулась. Но в его глазах горело лишь одно — тоска, смешанная с болью, раскаянием и неприкрытым сожалением.

— Кейн…

— Я не могу, — быстро выпалил он.

Ужасный, леденящий страх пронзил меня.

— Не можешь что? — прошептала я. Слезы уже навернулись на моих глазах. Я была такой, такой слабой, когда дело касалось его.

Он покачал головой, брови нахмурились в некоем предупреждении.

— Если я подойду к тебе… Если я обниму тебя… — Его голос сорвался на этом слове, и я разрыдалась по-настоящему. — Арвен… — Следующие слова он произнес так тихо, что лишь его искаженное мукой лицо доказывало, что я их не придумала. — Я не вынесу этого.

Мои плечи чуть расслабились от неожиданного облегчения. Я думала… я боялась, что он говорит не об этом. И я бы его даже не винила. Быть вместе, когда весь наш мир рассыпается в прах… я не была уверена, что я достаточно сильная. Но это… этот страх был иным. С ним я была готова встретиться.

— Иди сюда, — прошептала я, осторожно подвинувшись. — Я все исправлю.

Я сразу увидела по его нахмуренному лбу, что мои слова окончательно подкосили его и без того слабую волю. Он преодолел комнату в три широких шага и привлек меня к своей груди.

Мы дышали друг другом. Его тепло было как возвращение домой. Его неровное дыхание было похоже на торжественный гимн. Его терпкий запах кожи и пота просачивался в мою израненную душу и тело — и я клянусь, мои кости пели от блаженства, просто чувствуя его объятия.

Кейн без конца касался губами моего лба.

— Я столько раз был так близок к тому, чтобы потерять тебя, — сказал он. — И с каждым разом… я теряю часть самого себя, Арвен.

— Я знаю, — ответила я, водя пальцами по его сильной, трепещущей спине. — Но, возможно… если все, с чем мы сталкиваемся, мы будем встречать вместе, то наши разбитые осколки соединятся еще крепче.

Кейн хрипло рассмеялся, и я, прижавшись щекой к его груди, подумала: не плачет ли он.

— Твой оптимизм не знает границ.

Я улыбнулась, уткнувшись ему в грудь, и пробормотала:

— Разве не за этим я тебе и нужна?

— Нет, — сказал он, и наконец в его голос вернулась легкость, когда он приподнял мою голову, и наши влажные глаза встретились. — В основном ради наших перепалок.

В этот раз наш поцелуй был неспешным. Мягким и соленым от слез.

Когда губы онемели от боли, а тело отяжелело до последней степени, мы так и остались в пыльной постели, замерши в безмятежном молчании. Я спрятала лицо в его шею — я скучала по ощущению защищенности