Вы (влюбитесь) пожалеете, господин Хантли! - Екатерина Ильинская

— Есть другие варианты? — спросил Девеник. — Иначе господин Панс будет спорить до утра, а у нас осталось не так много времени.

— На кофейной гуще, но кофе надо варить… — сама себе возразила я. Это было слишком долго, слишком… Я бросила умоляющий взгляд на Эрнета, но тот вряд ли что-то мог подсказать по моему профилю. Серебрушка, лежащая между нами, насмешливо сверкнула. Точно! — Я могу погадать на монетке.

Облегчение, затопившее меня, отразилось и на лице Эрнета.

— Отлично! — сказала Грейс. — Лорд Хантли, задавайте вопрос, но учтите, что до конца эксперимента осталось меньше получаса.

— Амелия, что со мной произойдёт до конца эксперимента?

Я взяла монетку и подбросила вверх. Серебряный бок сверкнул, поймав блик от осветительного артефакта, а я схватилась за нить, появившуюся передо мной. Совершенно гладкую нить без единого узелочка. С Хантли абсолютно ничего не должно было случиться за эти полчаса. Ну, естественно, он же сидел в помещении и ничего не собирался делать.

Пальцы заскользили вдоль линии ближайшего будущего журналиста, пытаясь нащупать хоть какое-то самое незначительное происшествие. Не вариативное, а неизбежное. Мой ответ, что он просто просидит в помещении, а потом уйдёт, явно бы никого не устроил. Такое можно было предсказать всем присутствующим в комнате. Почему он задал именно этот дурацкий вопрос?

Руки дрогнули. Ну, хоть что-нибудь? Нить распалась на волокна, позволяя увидеть даже мысли, но это было не то. Всё не то! Если я скажу, что он будет думать обо… мне… то он, естественно, будет думать обо мне. Все в комнате будут думать обо мне. Они и так думают!

Щёки залило краской, когда перед внутренним взором возникло воспоминание о том, как я переодевалась при Хантли. Зачем он думает об этом сейчас⁈ И как хорошо, что мысли не влияют на процесс гадания! Я быстро перехватила нить, чтобы не лезть в чужую голову и тут же нащупала едва заметный узелок, почти на самой границе обозначенного времени.

— Вы замараетесь, господин Хантли, — наконец, произнесла я.

Глава 25

— Замалается? Что это может значить? Объясните! — потребовал мэр, но я только пожала плечами. Я не знала, что это может быть. Прольёт на себя кофе? Испачкается чернилами? Пойдёт из носа кровь? Да то угодно. Просто дар оформил неявные ощущения в слова, которые я и произнесла.

— Не знаю, — твёрдо ответила я на вопрос мэра. — Но таково моё предсказание. Это может быть любая грязь, оказавшаяся на одежде, руках, лице госпо… лорда Хантли. Я лишь озвучиваю вероятность, и только Ошур и сам человек могут влиять на способ исполнения предсказания. Часто это кажется случайностью, но иногда реализуется намеренно.

Грейс повернулась к призраку и произнесла:

— Допиши: любую случайность трактовать в пользу Амелии Ковальд.

— Так не пойдёт… — начал было возмущаться мэр, но быстро замолчал. Я не видела, кто повлиял на его благоразумие, но подозревала, что жуткий Эдвард.

— Может быть, чая или кофе, пока ждём? — радушно предложила Грейс.

— Не-не. Никаких напитков, котолые можно на себя плолить. Или на длугого…

Я обернулась на Гудиса Панса. Мэр ответил мне злобным взглядом. Вот что я ему сделала? Ну не дала взятку… Но моя деятельность и доход такие крохотные в масштабах Рейвенхилла, что я просто не понимаю к чему эта личная неприязнь. А ведь она личная! Других гадалок точно не заставляют проходить через сомнительные эксперименты, их клиентов не допрашивают, пытаясь узнать, что им предсказали, и как оно сбылось.

Вот и Нике мэр не стал мстить за взятку в виде волшебных пирожных. Чем же я заслужила столь пристальное внимание?

— Это будет самый чистый жулналист в Лейвенхилле. Такой же чистый, как его лепутация, — сам пошутил и сам засмеялся мэр.

Раздражённо фыркнув, я отвернулась и увидела, что Хантли тоже не понравились эти слова. Его челюсть напряглась, сделав и без того резкие черты лица ещё резче, но он сдержался и промолчал. Потом перехватил мой вопросительный взгляд и тихо сказал:

— Амелия, если ваше пре…

— Никаких лазговолов! Это действия личного халактела! — снова встрял мэр, и я так и не узнала, что хотел сказать Эрнет. Хотя, думаю, не ошибусь, если предположу, что он снова собирался усомниться в моих способностях.

— Поговорим потом, — хмуро бросил Хантли, сложил руки на груди и откинулся на спинку стула.

Медленно потекли минуты. Никто не шевелился, а если вдруг такое случалось, то господин Панс тут же всех одёргивал, напоминая, что любое действие может привести к тому, что журналист замарается, а это будет против чистоты эксперимента.

Хантли закрыл глаза, мэр буравил меня взглядом, Грейс глядела в окно. Рядом с ней, опершись на второй стол, стоял Эдвард, но смотрел не на улицу, а на девушку. Девеник Свон разглядывал потолок. Целитель Лотиан поглядывал то на настенные часы, то на свои карманные. Призрак куда-то исчез.

Я бездумно крутила в пальцах монетку, поглаживая металлические бока. Опустила взгляд, поймала блик, перевернула, ловя луч солнца на другой стороне. И тут увидела, что рисунок на серебрушке с обеих сторон был одинаковый — император. А он хотел, чтобы я выкинула решку. На что рассчитывал мэр такой нелепой подставой? Или у него был другой план, а это просто для отвлечения внимания?

Я сделал вид, что не заметила хитрости, но монету отложила. Всё в комнате снова замерло. Повисшая тишина была настолько плотной, что можно было ножом резать. Если бы в доме была хоть одна муха, то её жужжание мы бы услышали даже в соседней комнате, но слышно было только тиканье часов, отсчитывающих минуты до конца эксперимента.

Казалось, всё это должно было создавать напряжённую атмосферу, но меня вдруг разобрал смех. Нервный. Который с трудом удавалось сдержать. Когда до конца испытания оставалось семь минут, я не выдержала — прикрыв рот рукой, тихо захихикала. Я пыталась остановиться, правда! Меня даже трясло от усилий, но звуки всё равно прорывались.

— Амелия?.. — открыл глаза Хантли и посмотрел на меня с тревогой.

— Уже лыдаете, госпожа Ковальд? — донёсся сзади голос мэра.

— Простите, это очень смешно, — не выдержала я и засмеялась громче. Что именно смешно, объяснить не получалось даже самой себе. Смешно не было, весело