Из Злодейки в Толстуху - Ева Кофей, Елена Элари

— Замужем, — подсказывает ведьма, кивая, словно одно это и означает для неё сказанное Фандеем.

Он продолжает немного невпопад:

— Госпожа не любит ведьм.

— Знаю, сколько моих сестёр погубила или обрекла на скитания!

— И ты пришла, чтобы... посмотреть на её поражение?

Но ведьма улыбается своими тёмными, как переспелая вишня, губами, и у Фандея пробегает по спине холодок.

— Сначала и я так думала.

— Мм?

— Теперь понимаю, что могу устроить поражение ей сама. Тебе... стоило бы быть потише со своими стенаниями.

Фандей напрягается. Ветер колыхает колокольчик в его волосах. И сердце бьётся в тревоге, заглушая этот звук.

— Тебе не поверят! — выкрикивает он, сжимая кулаки.

Выходит это у него как-то по-детски. И ведьма смеётся.

— А полумёртвой девке твоей?

И прежде, чем Фандей успевает броситься к ней и схватить её за руку, ведьма исчезает в облаке темноты.

***

Жизнь Ирочки превратилась в какой-то горько-сладкий, грязноватый — здесь же что-то типа средневековья, да? — сладострастный сон.

Анд выглядит побитым жизнью, они отдалились в последние дни. Возможно, он слишком занят делами Эзенгарда, или есть что-то ещё. В любом случае по его наказу она сама не особо высовывается из замка. Они лишь для вида трапезничают вместе. Её правитель похудел, даже красные волосы теперь выглядят тусклыми. Все эти государственные дела — это тяжело. Ирочка даже не пытается вникать. Этот мир кажется ей диким и неопрятным.

А сама она здесь...

— Теперь я вижу, почему Госпожа так изменила свой нрав, она готовится быть матерью будущего Правителя или Правительницы?

— Что? — Ира уже с трудом влезает в наряды Изиды, она ужасно перенервничала в первые недели и, конечно, справлялась со стрессом так, как привыкла. С каждым днём еда казалась всё сноснее, особенно когда ей привезли заморские сладости и копчёное мясо. — В смысле, что ты несёшь, дура? Бараниха с гнилым языком... — перенимать тон Изиды выходит уже без труда, и временами Ирочке кажется, что она даже не притворяется кем-то другим. — Моего мужчину всё устраивает... — заявляет ехидно, тут уже перенимая тон своих подружек, на месте которых ни разу не приходилось быть.

Разве странно, что ей всегда тоже хотелось бы похвастать тем, что нашёлся кто-то, кто её по-настоящему любит? Такую вот, какая есть. Или даже ладно, к чёрту, к баранам, как говорит Изида — любит не любит. Но приятно ведь, когда кто-то просто делает комплимент, и когда при этом не чувствуется подвоха, издёвки, скрытого оскорбления. Разве не прекрасно, когда проявляют внимание? Ей на работе, конечно, носили шоколадки партнёры Кирилла Михайловича, но это не то. А теперь она могла бы о стольком рассказать подружкам за чарочкой сока...

Под мужчиной она подразумевает, конечно же, Алукерия. Но об этом не проговаривается.

— А с каких это пор Госпожа... — всё же как-то неловко, но не с таким подчинением во взгляде, как прежде, тянет её ученица, — с каких это пор Госпожа руководствуется мнением мужчины? Тем более, врага...

Ира выгибает бровь. В теле Изиды это выходит, конечно же, более чем броско.

С каких это пор с ней здесь говорят таким тоном...

Сердце начинает колотиться острым камнем в груди, но нужно держать лицо, уголок губ приподнимается, Ира заносит руку и отвешивает молодой красавице звонкую пощёчину.

— Эй, милый, — зовёт охранника, или как они тут называются, — уведи её в темницу.

— Казнить её завтра поутру, Госпожа? — отзывается, будто по привычке.

У Ирочки дёргается мышца на щеке — нервное.

— Нет, — старается она звучать увереннее, — позже решу, что с ней сделать. Может быть, теперь таких вертихвосток будем скармливать голодным рыжим псам?

С этим к ней подлетает Пёсель, принимается лаять и облизывать бледную руку.

Ира смеётся. И это тоже нервное.

Воин отшатывается, затем берёт себя в руки и уводит девушку.

Она улавливает то, как он к ней обращается — Рисс. Возможно, она была кем-то важным для Изиды, но у Иры не было возможности уточнить ничего, даже имя.

— Пугаешь людей? Ещё немного и скоро все будут перешёптываться о том, что Госпожа сошла с ума со своими псами и своим демоном!

К ней выходит Алукерий в красной рубашке с глубоким вырезом, с золотыми цепями, серьгами и кольцами. В штанах, что удивительно похожи внешне на джинсы-клёш.

— Ты словно те певцы, о которых я тебе рассказывала, — шепчет Ирочка, и Кер отзывается с улыбкой:

— Ну, ещё бы.

Она хихикает глупо, слыша стук его копыт, передёргивает острым плечом и оглядывает зал, где вдали остались только мужчины в чём-то отдалённо напоминающем полукожанные-полуметаллические латы. Охрана, в общем.

Алукерий останавливается перед ней, гораздо ближе, чем мог бы себе позволить с госпожой. И видно, что медлит, прежде чем сделать что-то.

Но, наконец, протягивает к ней руку, разжимает пальцы, и на ладони его расцветает большой синий цветок с четырьмя широкими лепестками, и с четырьмя тонкими и длинными, между ними, закрученными в трубочку на концах.

— В твоём мире, должно быть, таких нет?

— Нет, — Ира чувствует укол тоски. — У меня там вообще мало что есть. Алукерий... Как скоро справится маг?

Он на мгновение отводит взгляд, но затем, взглянув на неё, в его — козьих — глазах не остаётся ничего, кроме лукавого блеска.

— Прогуляемся по замку? Хочешь на смотровую башню? — берёт он Иру под руку. — Оттуда открывается прекрасный вид.

— Не думаю, что тебе хорошо вот так трогать меня, — это она произносит горячим шёпотом ему на ухо.

И по рукам Алукерия проходятся мурашки. Он едва заметно, не без удовольствия, ведёт плечами и прижимает Ирочку ближе к себе.

— И то правда. Да... — Алукерий сворачивает в тёмный проход коридора.

— Я не думаю, что Изида обрадуется, если узнает о том, насколько ты проникся её внешностью...

— Её внешность меняется в лучшую сторону, — усмехается он. — Она не будет рада этому. А о нас с тобой, может, и не узнает. Ты... другое, — рука его скользит вниз по её талии.

— И ты туда же! — Ира не сильно отталкивает его.

— В смысле, и я? А кто ещё? — последнее