Ребенок для Азата - Мария Зайцева

Распахиваю дверь, не интересуясь, кто там, и оказываюсь с порога сметенной темным, властным вихрем.

Азат обхватывает меня руками, жадно сжимает, целует в шею, больно и сладко, шепчет:

— Сладкая… Открыла сразу… Ждала, да? Ждала меня?

Чувствуется, что ему очень важно услышать ответ на свой вопрос.

И я отвечаю, сквозь невольную дрожь удовольствия от тяжести его рук и огня его губ:

— Да. Да. Ждала…

Признание это дается легко, но служит откровением для меня.

Я его ждала. Ждала… Ох… Пропала я. Опять пропала, не убереглась совсем…

— Будь со мной нежен, Азат… — неожиданно вырываются слова-признания, — будь честен…

Он отстраняется, смотрит серьезно, отвечает:

— Обещаю, сладкая… Обещаю.

Слова звучат клятвой.

И я хочу ей верить. Глупо и бездумно.

Азат целует меня, мягко подхватывая на руки и усаживая на себя.

Прислоняет к стене прямо в коридоре, ласкает пальцами уже под домашним платьем, заставляя непроизвольно выгибаться.

— Моя сладкая… — шепчет он, — моя… Я боялся… Что не откроешь. Что передумаешь…

И его признания мне бальзамом на сердце. Мой бешеный Зверь тоже боится. Он тоже неуверен сейчас.

Мы с ним стоим на пороге чего-то крайне важного, определяющего нашу дальнейшую жизнь, и оба опасаемся повторения прошлых ошибок.

Но ведь без ошибок не было бы того, что есть сейчас.

Не было бы откровенных разговоров, не было бы новых нас…

Все ошибки — это ступени.

И только нам решать, вверх мы по ним пойдем, или вниз.

Я провожу пальцами по щеке Азата и двигаюсь вместе с ним.

Вверх.

Глава 47

— Азат… Я хочу тебе сказать…

Он молча тянет меня на себя, сажает сверху, смотрит внимательно. В полумраке его глаза кажутся еще темнее, и меня опять пробирает дрожью страха пополам с возбуждением. Это странная реакция, раньше у меня такой не было на него.

В самом начале отношений, год назад, я его боялась. Ненавидела за то, что он делал с моим телом, презирала себя, стремилась вырваться во что бы то ни стало. Потом, после всего, что случилось с нами, уже не боялась, но была в каком-то, как сейчас понимаю, шоковом состоянии, словно под толщей воды, когда мозгу уже не хватает кислорода, чтоб мыслить здраво. Мне не хватало кислорода рядом с ним тогда.

А вот сейчас…

Сейчас мы на равных. Это странно, со стороны может показаться не так, но мы на равных.

Я его не боюсь в обычном состоянии, наоборот, осознаю, что все время хочется держаться ближе.

Смотреть на него, отмечать каждый взмах ресниц, каждый взгляд, брошенный на сына, каждую улыбку…

Этим вечером, после того, как он, не выдержав разлуки в несколько часов, взял меня прямо у стены прихожей, мы впервые оказались наедине, на моей маленькой кухне.

Я кормила Азата приготовленным мною ужином, совершенно простым, куда там до изысков, к которым он привык на родине! Мы общались, разговаривали о чем-то повседневном: Адаме, работе, старательно избегая вопросов о том, кто мы сейчас друг для друга, и что будем делать дальше. Словно договорившись, ни я, ни Азат не хотели рушить то хрупкое единение, которое с таким трудом установилось.

Затем Азат пошел к сыну, стоял у его кроватки, смотрел. А я смотрела на него. И едва сдерживалась, чтоб не подойти ближе, не обнять.

Этот спокойный вечер до боли в сердце напоминал мне о недавнем моем мечтании: простой семье, обычных, повседневных заботах, муже, который возвращается с работы, и я кормлю его на нашей небольшой кухне.

Удивительно, оказывается, мне всегда хотелось именно этого. Никакая роскошь особняков, хозяйкой которых я была на родине, не может сравниться с этим простым, таким материальным счастьем.

Азат словно почувствовав мои мысли, развернулся ко мне, молча подхватил на руки и унес в спальню.

Мы занялись любовью, и это было так сладко, так спокойно и нежно. После бури в коридоре, когда я опомниться не успела, сказать ничего не смогла, настолько все было стремительно, этот мягкий, долгий, волнующий секс был роскошным продолжением вечера, идеальным подарком для меня.

И вот сейчас, когда Азат смотрит на меня снизу, мягко покачивая на животе, пока еще просто длинными, ласкательными движениями, я ощущаю себя странно: он глядит так, что хочется одновременно закрыться от смущения и, наоборот, опуститься, потереться о его голую грудь своей, ощутить соприкосновение… И именно в этот момент не понимаю, чего от него ждать: он будет напорист и грубоват? Или нежен и покладист? Это загадка… И мне хочется ее отгадать. Но сначала необходимо все же прояснить еще один момент. А для этого надо собрать все силы.

— Азат… Я хотела тебе сказать… — я упираюсь ладонями в жесткий, каменный живот, живот воина, сильного мужчины, и хочется каждый кубик обвести пальцем… Но это потом, если он захочет после всего… — Я… Не замужем. Ну, то есть, я замужем, — начинаю торопиться я, ощутив, как живот под моими бедрами становится еще тверже, напрягается, — но не по настоящему… Понимаешь, я…

— Я знаю, сладкая, — спокойно прерывает меня Азат, и его слова, а, главное, его реакция, подобны разорвавшейся бомбе.

Я замираю с открытым ртом, так и не договорив, и смотрится это, должно быть, на редкость комично, потому что Азат усмехается, придерживает меня за бедра, словно опасаясь, что сейчас соскочу и сбегу, и продолжает:

— Не обижайся… Я сегодня днем узнал, данные получил от СБ.

— Но… Как? — выдыхаю я, и в самом деле пытаясь вырваться, но железные пальцы оковами лежат на ногах и не пускают, более того, руки скользят чуть выше, большие пальцы задевают низ живота, надавливая ритмично, мягко, туда, куда я сама даже смотреть стесняюсь, и меня пробирает невольная дрожь удовольствия. Азат умеет обращаться с женщинами, а уж все мои чувствительные места знает идеально. И сейчас вовсю пользуется своими знаниями, чтоб успокоить меня.

— Я кинул запрос про эту твою Аню… Такая женщина не может просто работать няней, мне это показалось странным. Оказалось, что она — один из кураторов фонда “Надежное крыло”. А руководит этим фондом мать твоей Лауры. Дальше дело техники, как ты понимаешь…

Я закрываю лицо руками, впервые страшно жалея, что обстригла волосы, тут бы еще и завесу из них не помешало установить… Он знал. Он все время, пока мы… были в коридоре, пока ужинали, пока находились в спальне, знал… И не сказал мне! Невозможный человек! Невозможный!

— Ну что ты, сладкая? — Азат тянет меня