Играя с ветром - Евсения Медведева

И тут уже мои ноги стал подкашиваться от вида абсолютно охренительного мужчины. Его походка была похожа на львиную поступь, с которой хищник подкрадывается к своей жертве. Серый костюм подчеркивал идеальную стать, а открытый ворот чёрной рубашки обнажал беснующиеся венки и позволял ласкать взглядом смуглую кожу, воспоминание о прикосновении к которой взорвался на кончике языка знакомым вкусом. А дикий звериный прищур лишь подтверждал, что не зря я берегла это платье. Не зря.

– Ты специально, Верррроника, – прорычал он, обходя вокруг меня. Его пальцы стали перебирать тонкую ткань, двигаясь от задницы к открытой спине, заскользили по плечам, откинули волосы, и он поцеловал. – Знала, что если я поднимусь, то мы уже никуда не пойдём, да?

– Мне хотелось так думать, Лёва.

– Чёрт… – он сжал запястье, рывком притянул меня к себе и опустил руки на бёдра. – Это незаконно.

– Для соблюдения закона у нас есть Керезь, – еле слышно шептала я, наслаждаясь его близостью. Не виделись всего несколько часов, а я уже продрогла без него. Дурман. Зависимость. Потребность. Жгучая, убийственная и такая головокружительная. Рядом с ним воздух пьяный, а мир перестаёт пугать. Всё кажется розовым, пушистым и безобидным. – А ты, Лев Саныч, не про закон.

– А про что?

– Ты про угрозу. Смотрю на тебя, и страшно становится.

– И чего же ты боишься?

– Что платье вспыхнет прямо на мне. Жалко… Дорогое, – наслаждалась его поцелуями в шею и тихим рычанием. Не обращала внимания на прохожих, потеряв остатки стыда. Прижималась, улыбалась и просто грелась, отбивая пальцами по спине ритм его сердца.

– Это всё, чего ты боишься?

– Боюсь проснуться, Лёва. Я просто боюсь проснуться и не увидеть твоего дикого взгляда, не услышать пошлой шуточки, потому что это мало похоже на реальность. Я сплю?

– Мы спим, Ника… Тогда мы спим вместе. Идём, пока я не передумал.

Лёва сжал мой локоть и повёл к машине, опасливо озираясь по сторонам, будто был готов в любой момент отразить покушение на СВОЁ.

Я всегда морщилась от этих пошлых и убогих клише, а сейчас готова была расплакаться. Он не говорил этого, но в каждом его резком выдохе, обжигающем взгляде и нервном повороте головы я чувствовала это. Эмоции бурей сносили с ног, казалось, что я плыву навстречу чему-то новому, неизвестному. Оставалось только надеяться на благоприятный исход.

Нет, я не ангел, и уж тем более не нежный цветочек из парника бабули, я влюблялась, любила, горела от страсти и даже готова была выйти замуж. Дважды… Но то безумие, что овладевало мной сейчас, казалось абсолютно иррациональным, не поддающимся никакому объяснению, но ярким настолько, что готова идти за ним в неизвестность. Готова…

Лёва будто чувствовал, когда мысли мои становились тяжелыми, и накрывал ладонью колено, сжимал пальцами и вёл вверх, оставляя белёсые следы на коже.

– Я рядом… – сказал, как отрезал, и все страхи лопнули воздушным шариком. – А вот и прокуратура пожаловала.

Единственное свободное парковочное место охраняли Королёв и Керезь, в знакомой манере показывающие средние пальцы всем пытающимся занять его.

– Детка моя любимая, – Гера бросился ко мне и распахнул дверь, а Мирон помог выйти из машины. – Тебе не кажется, что шутка затянулась? Возвращайся!

– Ника, мы согласны на любую зарплату, только вернись! – Мироша обнял меня по-дружески.

– Я подумаю…

– Это что – заговор? – Лёва быстро обошёл машину и практически силой выдернул меня из лап бывших боссов. – Керезь, мы, кажется, уже всё выяснили.

– А мы передумали, – Мирон обернулся, осмотрел толпу, а обнаружив жену с Сенькой, снова расслабился. – Эта дура сегодня чуть не спалила офис!

– Не дура, а Зина. А ты, Мироша, её сам нанял, несмотря на то, что я предупреждала, что она – пробка с глазюками. Поэтому расслабьтесь и получайте удовольствие.

– Ника! – взвизгнула Мишина и бросилась ко мне. – Ну, красота же! Лёвка, а ты болван, раз всё это время не замечал сокровище, что было у тебя под носом.

– Болван, согласен. Ну? Кого ждём?

– Курочкина опаздывает, – Мирон обнял жену, обвил руками и зарылся в её волосы. – А вот и она…

Признаться, даже я уронила челюсть, наблюдая, как из открывшейся двери черной бэхи выпали сначала откуда-то взявшиеся длинные и тощие ножки подруги, а потом и она сама в белом платье-футляре. Плотная ткань сидела как вторая кожа, демонстрируя отощавшую фигуру.

– Ну? Как я вам? – хохотала Люсинда, крутясь на месте.

– Сень, – Гера задумчиво потирал подбородок, разглядывая нашу подружаню. – Мне кажется, у этого адвоката много козырей в рукавах.

– Или в титьках, – захныкала Ксюша, откровенно пялясь на бидоны Курочкиной. – Люся! Прикройся, а то ты будишь во мне зависть!

Когда вся наша компания была в сборе, мы, громко переговариваясь, двинулись по знакомой тропинке к школе. И стоило лишь переступить порог, как по коже побежали мурашки. Чувствовала липкие любопытные взгляды, слышала оханье и перешёптывание, но ладонь, что по-хозяйски лежала на моём бедре печатью, грела истерзанное много лет назад эго. И как только толпа бывших одноклассников переварила увиденное, напряжение стало стихать. А ещё минут через десять нас закрутило в водоворот воспоминаний и дружеского трёпа, словно и не было двадцати лет, раскидавших нас.

Взрослыми-то мы стали, вот только от резвого школьного звонка так же замерло всё внутри. На мгновение наступила тишина, все будто смаковали это забытое ощущение, а потом под звонкий смех ринулись по лестницам к актовому залу.

Воспоминания у всех были разные. Мирон с Олькой хмурились, испепеляя взглядами сухонькую старушку, в которой было уже сложно узнать директрису, Мишина с Люськой заговорщицки раскидывали щелбаны впереди сидящим, и только Гера был напряжен, охраняя их тылы от ответной шалости с задних рядов.

Нам пришлось сдвигаться, чтобы уместиться всем, хотя в детстве зал казался просто огромным, а теперь мы оказались сплющенными кильками в небольшой коробке с бежевыми стенами и помпезным занавесом из красного бархата. Лёва усадил меня на колени, прижал к себе, порождая очередную волну перешёптываний. А мне это даже нравилось. Пусть смотрят, а я уж никому его не отдам!

И мне бы прикусить язык и скромнее переливать свое счастье, да не получалось.

– Ты пялишься на меня, – Лёва что-то печатал в телефоне одной рукой, а второй прикрывал мою ногу, чтобы парни с переднего ряда не таращились, а когда они увлекались и забывали про конспирацию, Доний резко наклонялся, протяжно рыча: «РРРРР…».

– Не пялюсь, а присматриваюсь, Лев Саныч.

– Ну и? Присмотрелась?

– Ещё пять минут.

– А что так