Красавица - Валерия Аристова

менее, не мог успокоиться. Заложив руки за спину, в одной рубахе и жилете, он метался по садику. Он видел хищников и хищниц, которые кругами ходили вокруг его Дианы, и она казалась ему совершенно беззащитной перед ними. Он настолько привык думать и заботиться о ней, что ему не приходило в голову, что есть другие люди, ответственные за ее жизнь. Ревность сводила его с ума, и утренняя сцена так и стояла перед глазами. Сегодня Диана отстранилась от Анри, но никто не поручится, что за ближайшие пол года она не согласится не только на поцелуй, но и на то, чтобы разделить с ним ложе. От этой мысли он готов был биться головой о стену, но не понимал, как может предотвратить это.

Если де Савуар коснется ее, он его убьет. Ролан принял для себя такое решение, немного успокоился и поднялся в спальню. Некоторое время он размышлял, позвать горничную, которую недавно взял для развлечений, или нет, но быстро передумал. Девушка была мила и хороша, но сейчас он пребывал не в том настроении. Оставалось всего несколько дней до его отъезда, и с каждым днем он все больше осознавал, что ему придется оставить Диану в лапах хищников. Выйди она замуж за своего герцога, он бы успокоился. Герцог Вермандуа казался вполне надежной защитой для Дианы. Но она оставалась одна в Лувре. Безумная идея взять ее с собой в Америку все четче и четче вырисовывалась перед ним, и он бы, возможно, решился на эту авантюру, если бы ни его планы. Женщине не место на корабле, тем более такой красавице, как Диана, к тому же он ни за что бы не хотел, чтобы она видела то, что должно было произойти, как только он прибудет на Тартю.

Заснуть ему удалось только под утро, хотя он так и не пришел ни к какому решению. Весь следующий день он оставался дома, занимаясь почтой и счетами, коих накопилось превеликое множество. Но в голове его снова играл менуэт, рука Дианы была в его руке, а глаза ее смотрели на него.

— Как хорошо, когда вы не сердитесь на меня, граф, — говорила она, и драгоценные камни сияли в ее диадеме и сережках, окружая ее лицо ореолом света.

— Я никогда и не сердился на вас. Разве на вас возможно сердиться?

— Мне кажется, вы всегда мною недовольны. А сейчас вот улыбаетесь мне. Возможно, вы не так плохи, как хотите казаться?

Он рассмеялся. Возможно, это было впервые, но он был счастлив просто смотреть на женщину и иногда касаться ее руки, от чего по всем телу разливалось блаженство. От простого прикосновения. От ее улыбки и глаз, благожелательно смотревших на него.

— Я намного хуже, чем вам казался раньше. Просто хорошо пускаю пыль в глаза. Вы видите придворного, а на самом деле под камзолом скрывается не самый лучший человек.

— Возможно. Но мне нравится тот образ, который вы создаете. Вы не сердитесь на меня, и я даже могу чем-то угодить вам и вызвать вашу улыбку. Одно время я думала, что вы не умеете улыбаться...

Он снова рассмеялся, и она тоже рассмеялась вместе с ним.

Ролан сжал голову руками. Перед ним лежала гора неразобранных бумаг, но танцевальный вечер не давал ему покоя, мешая сосредоточиться. Он никогда не покажет ей свое истинное лицо. Потому что, если Диана узнает, кто он на самом деле, что он чувствует к ней, и на что он готов ради нее, ее прекрасные губы исказятся презрительной усмешкой. А, возможно, сложатся в гримасу отвращения. И никакие оправдания, мольбы и объяснения не помогут ему снова получить ее руку даже на один танец. Диана казалась ему воплощением чистоты и святости, а подобная девушка никогда не протянет руку пирату, убийце и влюбленному идиоту в одном лице. Жалость и презрение — вот чего он достоин. Не более.

Утро не задалось. Диана встала в плохом расположении духа, и долго сидела на кровати, размышляя, чем бы ей заняться. Небо хмурилось, и отложенная на сегодня конная прогулка была невозможна.

Диана позвонила и приказала подать ей платье. Пока служанка завязывала ленты, она придавалась воспоминаниям. Она наконец-то помирилась с Роланом де Сен-Клер, не устояв перед желанием поболтать о Кубе, обо всем, в чем она хорошо разбиралась. О кораблях, море, звездах, островах. А после этого было бы глупо отказать ему в танце.

Улыбка у него была очень милая и заразительная. Диана удивлялась, как раньше она не замечала, насколько замечательным он может быть, когда захочет. Или он никогда просто не хотел показать ей свое второе лицо, созданное в Лувре и для Лувра? Это лицо, будь даже оно не настоящим, нравилось ей гораздо больше. Наверное, она не должна была прощать его. Но сейчас было уже поздно думать об этом. Диана вспоминала, как он смотрел на нее, и улыбнулась в ответ своим воспоминаниям.

Диана оделась, и когда собиралась приступить к завтраку, в комнату ее заглянула Гертруда дЭсте. В платье цвета свежей зелени она была очень хороша, а улыбка, похожая на улыбку ее брата, казалась неотразимой.

— Диана, вы не пригласите меня на чашку шоколада?

— Обязательно.

Гертруда прошла в гостиную и села напротив Дианы, с отвращением отодвинув от себя стопку книг.

— Вы знаете, что вчера Оливия Манчини клялась отомстить вам?

Диана подняла брови и поставила чашку на стол.

— За что?

— За то, что вы увели у нее моего брата.

— Вашего брата? — Диана смотрела на нее, ничего не понимая.

— Вы же танцевали с Роланом.

— Да.

— Оливия посчитала, что он влюблен в вас.

— Он? В меня? — Диана рассмеялась, — нет, Оливия может быть спокойна. Ваш брат танцевал не только со мной, не влюблен же он во всех, с кем танцует?

— Оливия приревновала к вам, Диана, — Гертруда наклонилась к ней, — я бы на вашем месте была осторожна. Сестры Манчини очень злы на вас.

Ничего не оставалось, как только пожать плечами. Что Диана и сделала, после чего приступила к завтраку, тут же забыв о предупреждении Гертруды дЭсте.

Они еще поболтали, обсуждая прошедший праздник, после чего Гертруда встала, собираясь уйти.