Посткарантин - Злата Косолапова

Я кивнула, замерев от неожиданности.

– Да. Через месяц. И остаться насовсем.

Вебер усмехнулся.

– Как будто вчера было… – Он сначала задумчиво улыбался, затем вдруг нахмурился. Посмотрев на меня, он продолжил: – Так вот, Машка. Угодил я тогда в передрягу. Ещё в какую… Я уехал. Мне тогда оставалось закончить одно важное дело, связывавшее меня с мёртвыми землями. Я должен был вернуть кругленькую сумму одному из дмитровских авторитетов – Гобылю.

Я ахнула.

– Тому самому Гобылю, которому принадлежат Ликвидаторы? – спросила я тоненьким голоском. О Гобыле я была наслышана ещё со времен моей жизни в Куполе, задолго до Посткарантина и Адвеги.

– Именно, – кивнул Вебер и тут же продолжил: – В своё время я одолжил у него деньги на одно важное дело и с тех пор вернул лишь половину суммы. Когда я пришел к нему в последний раз, у меня едва ли было с собой больше трети от того, что я оставался ему должен. Я намеревался просить об очередной отсрочке, но было уже поздно – Гобыль уже не собирался меня слушать. Он знал, что я собирался уехать в Купол, и решил, что я намереваюсь его кинуть. В любом случае, когда я приехал к нему, ему уже не были нужны мои деньги и тем более мои оправдания и обещания. – Вебер с силой сжал в зубах сигарету. Его лицо было суровым, взгляд острым, словно лезвие ножа. – Меня скрутили и поволокли в шахты Гобыля. Знаешь про такое место, а, Машка? – Я отрицательно покачала головой, со всем вниманием слушая Вебера. – И хорошо, что не знаешь. Похлеще Адвеги будет, да! Там, дальше, на севере от Москвы, где‑то далеко за Дмитровом у Гобыля есть шахты – гнусное, страшное место, в рассказы про которое я не верил, пока сам там не побывал. Там Гобыль заставляет работать своих должников и своих рабов. Первых – пока не отработают свой долг, последних – пока не умрут. Дороги туда никто не знает, оттуда не сбежишь. Когда меня повязали – мне сразу замотали глаза, надели мешок на голову и кинули в какую‑то труповозку. Часов через четыре‑пять я вырубился, а спустя неизвестное количество времени очнулся в холодных сырых катакомбах, где пахло плесенью и смертью. – Вебер поморщился, отбросив окурок. – Знаешь, Машка, я провел на шахтах Гобыля десять месяцев. Горбатился в поте лица, питался объедками, экономил каждый глоток добытой воды. Люди умирали рядом со мной каждый день. И каждый день надо было держать ухо востро, чтобы ночью тебя кто‑нибудь не прибил, или хотя бы чтобы крыса не отгрызла тебе ухо, пока ты спишь. Там, в шахтах, было мало выживших должников. Все мы добывали чистую воду и металл для Гобыля. Это была тяжелая работа, но Гобыль следил, чтобы я оставался жив и относительно здоров – он ценил меня как наемника. Я не раз помогал ему раньше. Он это помнил. Так же, как и помнил все мои долги. – Вебер тяжело и протяжно выдохнул, затем качнул головой. – Там было хреново, Машка. Там было хреново, словами не передать как. Только мысль о свободе меня и держала. И вот спустя десять месяцев Гобыль вывез меня из шахт, сказав, что я сполна отработал свой долг. После этого почти целый месяц я отлёживался в одном из московских трактиров на Алтушке, пока полностью не пришёл в себя.

– Ужас… – шепнула я, не в силах что‑то добавить. Я сочувствовала моему возлюбленному Веберу всем сердцем. – Какой ужас, Саш… Если бы я только знала…

Вебер хмыкнул.

– Э, нет, Машка. Помочь бы мне никто не смог. Слава Богу, что выжил и выбрался оттуда. Но на самом деле нет худа без добра. Кое‑что я там важное узнал всё‑таки.

Я поёрзала, сгорая от любопытства.

– Что? Что узнал?

Вебер прищурился, внимательно глядя на меня.

– Ты же знаешь, что вся эта лекарственная империя Беста когда‑то была совместным научным проектом с Гобылем?

Я кивнула. Об этом узнала в Адвеге. Почти всю эту историю.

– Да, знаю. Знаю, что у них был целый научный центр, где они создавали НетРаден, ну, вкладывали в это ресурсы. Бест, его жена Анна Воробей и Гобыль. – Я отвела взгляд. – Потом Гобыль предложил Бесту план. Он придумал, как поднять денег – мол, давай изобретем НетРаден, который будет работать не в полную силу, чтобы его покупали больше и чаще, и который будет вызывать зависимость… Бест послал его куда подальше, а Аня и вовсе покрутила у виска. Они были не готовы на это. Им не это было надо – они хотели помочь людям. Тогда Бест хотел помочь людям. Пока Гобыль не убил Аню. Бест поклялся отомстить ему и вместо партнерства решил разрушить самое главное, что есть у Гобыля – его империю с денежным притоком. Он взял и исполнил план Гобыля. Вместе с Сухониным и Спольниковым они в Адвеге и создавали это недолекарство. Бесту шли деньги, Гобыль, если не остался нищим, то много притоков с деньгами вроде как потерял… – Я вздохнула. – Это всё, что я узнала в Адвеге.

– Так и есть, – хрипло ответил Вебер. – Бест впал в безумие после смерти Ани. Он любил её до умопомрачения и не представлял своей жизни без неё. Она была для него всем миром. И он решил отомстить всему миру разом за то, что живые живут, а у неё жизнь отняли…

– Господи, вроде и сумасшедший этот Бесстужев, а вроде и жалко его до слёз, – прошептала я.

– Ну, я тоже его по‑своему понимаю, – вздохнул Вебер. – Вот только знаешь, что я у Гобыля в катакомбах узнал? Что Аня Воробей жива. Гобыль не убил её. Она живет в Дмитрове под его контролем. Живая и здоровая. О как.

Я вылупилась на Вебера.

– Это как так? Как это живая?

– А вот так. Я сам чуть на землю не рухнул, когда она нашла меня в шахтах. Она приходила туда кормить заключенных. К счастью, Гобыль понятия не имел, что мы знакомы. Аня узнала, что я у него на работах, и нашла меня. Мы говорили очень мало, но она передала мне письмо. Письмо для Беста.

– Надо ему рассказать! – воскликнула я. – Может, он уймется и Ане поможет!

– Да. Только хорошо бы, чтобы он ещё выслушать решил, – поцокал Вебер. – Тут всё не так просто. Я уже три раза за несколько лет пытался к нему заявиться. Аня попросила передать письмо из рук