Дуэт с герцогом сирен - Элис Кова

– Только не в важных вопросах.

Ильрит замедляется, потом и вовсе останавливается. Следую его примеру и замираю рядом с ним. Изгибая хвост дугой – медленно, чтобы резко не рвануть вперед – он заплывает мне за спину и обнимает рукой за плечи, почти касаясь кожи. Его недоприкосновения с каждым разом становятся все более невыносимыми.

«Просто дотронься до меня», – почти вопит моя кожа, несмотря на все доводы рассудка желая вновь ощутить тепло его ладоней. При воспоминании о том, как он гладил меня по рукам и животу, становится еще хуже. Наши касания – запретная тайна, и всякий раз, когда мы оказываемся на публике, тяга друг к другу становится все сильнее.

Ильрит указывает вперед, где на небольшом рифе, который лежит за бесплодной пустошью, покрытой лишь песком и ракушками, построены дома.

– Видишь? Вон там находится небольшой городок моего герцогства, где живет Шил и многие другие вассалы. В его доме есть некто, отчаянно нуждающийся в твоей помощи.

– В моей помощи?

– Да.

– Но чем я могу помочь?

– Она больна гнилью, – серьезно говорит Ильрит, и по его лицу пробегает тень, придавая затравленный, отчужденный вид. – Я верю, что ты сможешь ее исцелить.

– Как?

– Гниль – это проклятие смерти, возникающее в результате гнева лорда Крокана. Магия леди Леллии ее сдерживает. Ты как раз изучаешь магию древних богов, поэтому сумеешь ее подавить, – уверенно заявляет он, явно преисполненный надежды.

Мне бы такую уверенность.

– Мы никогда не пробовали ничего подобного.

– Но мы изучаем гимны уже несколько недель. Ты готова.

Я не могу пойти туда и потерпеть неудачу, позволить кому-то умереть…

– Ильрит…

– Ты хочешь отправиться во впадину? Тебе ведь нужно спасти родных.

– Не смей сюда их втягивать! – холодно бросаю я.

Ильрит решительно сжимает мою руку и, наклонив голову, смотрит мне прямо в глаза. В его глазах читается неколебимая уверенность, которую он мысленно пытается передать мне.

– Покажи, что готова, – с усмешкой предлагает он и добавляет: – Я думал, ты не из тех, кто пасует перед вызовом.

– Ты сам видел, как быстро я убралась из того зала. – Вместо того чтобы принять вызов и спеть перед остальными.

– Верно, но это не имеет значения. То было небольшое показное, отчасти доблестное сумасбродство. Теперь другое дело. На кону стоит жизнь, и я знаю, Виктория, что ты не бросишь живое существо в беде.

Делаю глубокий вдох, чтобы успокоиться.

– Откуда ты так хорошо меня знаешь?

От понимания, насколько сильно я раскрылась перед ним, по коже пробегает холодок. Я ведь не собиралась пускать его внутрь, за стену, которой от всех отгородилась, но каким-то образом во время разговоров и дней, проведенных за бессловесным пением, он смог нащупать грубые очертания моих скрытых шрамов и невысказанных секретов. Глядя на меня, герцог видит не только внешний фасад, а я… Сейчас он воспринимается мной столь же близким, как члены моей команды, и дарит утешение, как моя семья. Нам запрещено близко общаться, и все же в каждом украденном мгновении с ним и тайном прикосновении я нахожу освобождение. Здесь, в этом мире, работая с ним и изучая магию, я чувствую себя живой, как никогда прежде.

– Все трудности ты преодолеваешь спокойно и уверенно – просто потому что хочешь помочь окружающим и тем, кого любишь. И это восхищает.

Послушать его, так я образец бескорыстия. Кривлю губы в горькой усмешке. Истина гораздо сложнее. В нее вплетаются оттенки искреннего сострадания и скрытого, мучительного желания стать достойной. Я долго существовала в запутанном противоречии: несмотря на упрямство, подчинялась, чтобы угодить другим, и вела себя независимо, но тем не менее жаждала одобрения, нуждаясь в нем и в то же время способная обойтись без него.

Мне удалось убедить себя, что, пока я работаю, стремлюсь, помогаю и отдаю, смогу компенсировать свои недостатки и стать достойной любви окружающих.

Возможно, я ошибалась. Только вот если Ильрит верит, будто мной движут простые, альтруистичные мотивы, значит, он совсем меня не знает.

– А теперь обхвати меня за плечи. – Герцог отпускает мою руку и поворачивается ко мне спиной, не подозревая, какой эмоциональный осадок взбаламутил в моей душе.

– Прости?

– Так будет проще и быстрее. Мне же не трудно.

– Разве не унизительно, если кто-то станет кататься на герцоге, как на дельфине? – мелькает в голове непроизвольная мысль, и даже кулон не способен ее удержать.

Прищурившись, Ильрит бросает на меня взгляд через плечо.

– Прежде я никогда об этом не задумывался… но спасибо, что просветила, как ты воспринимаешь мою доброту. Ну, хватаешься или нет?

– А если кто-то увидит, как я тебя касаюсь? – Смотрю в сторону поместья, где стремительно плавают несколько сирен. Похоже, на нас никто не обращает особого внимания.

– Это практичное прикосновение. Безвредное. Его недостаточно, чтобы укрепить твою связь с этим миром. Никто и не заметит, – как-то уж слишком легкомысленно заявляет Ильрит. Интересно, кого он пытается в этом убедить: меня или себя самого?

– Я и сама могу плыть.

– Только медленно.

– А мы куда-то спешим?

Ильрит поворачивается ко мне лицом и скрещивает руки на груди.

– Ты всегда с таким трудом принимаешь помощь?

– Просто пытаюсь уберечь нас от неприятностей. – Я закатываю глаза. – Ты уж прости меня за заботу.

– Вот только не надо прятаться за состраданием. Так и признайся, что просто не хочешь чувствовать себя обязанной или уязвимой.

– Прошу прощения. – Подаюсь назад и складываю руки на груди, словно бы в стремлении защитить собственное сердце, до которого он вознамерился добраться. Ну и заодно спародировать его позу. – Речь сейчас не обо мне. – Пусть даже он абсолютно прав.

– Виктория, тебе не нужно прятаться. – Ильрит нежно касается кончиками пальцев моего предплечья. – Я понимаю. – Ох уж этот его взгляд… – Лидеры вроде нас, которые несут ответственность за воинов или матросов, никогда не покажут, что нуждаются в помощи. Ведь это наш долг помогать другим, верно? Просить о помощи значит проявить уязвимость перед теми, кого мы призваны защищать, а это недопустимо. И потому мы готовы отдать все, даже свою плоть и кровь, если такова цена.

Он говорит мягко, проникновенно, критикуя себя в той же степени, что и меня. Инстинктивно хочется возразить – точно так же, как я защищалась от Чарльза. Однако, пусть герцог влез мне в душу, я не испытываю желания прикрыться. Возможно, потому что Ильрит считает нас в чем-то схожими. Отчего-то на миг мне становится менее… одиноко.

– Жертвовать собой – не самое худшее в жизни, – тихо замечаю я.

– Само собой, – легко соглашается Ильрит. – И все равно ты не обязана.

– Разве? – усмехаюсь я и слегка пожимаю плечами.

Герцог как будто порывается возразить, однако, поразмыслив, говорит:

– Ты действительно не такая, как все. – Хихикнув, он качает головой, как будто сам не может в