Воля владыки. В твоем сердце - Рия Радовская

должны стать знаниями старшей митхуны, не агента. Ты понимаешь разницу? Возьми хотя бы сераль. Твоя задача не поймать нарушителя, не наказать его, а понять и помочь. Еще вчера ты могла развернуться и уйти от того, что тебе неприятно. Ты могла избегать скандалов и отрешаться от чужих проблем. Но завтра чужих проблем у тебя не будет. Только твои. И Асира. Ваши проблемы, Лин. Ваши анхи сераля. Понимаешь?

— Профилактика правонарушений, — пробормотала она почти бессознательно. Покачала головой. — Да, понимаю. То, до чего дома никогда и ни у кого не доходили руки, хотя в теории… а, ладно! Это сложно. Но я понимаю, о чем вы.

Не получится переехать в комнатку рядом с Асиром, с дверями и вдалеке от «цыпочек». Наоборот, придется болтаться в серале все свободное время, слушать, спрашивать, с улыбкой отвечать на чужое дурное любопытство. Кошмар. Но если уж угораздило выбрать не кого-нибудь, а владыку, что делать? Нужно соответствовать.

— Я хочу быть с Асиром, — сказала она, глядя Ладушу в глаза. — Не только в постели. Рядом. Если хотите, может быть, это потребность и выбор агента Линтариены, не только анхи Лин. Помогать. Заслужить доверие. Я хотела бы этого, даже если бы до сих пор оставалась на подавителях. Это мой выбор владыки, а не только кродаха.

— Тогда мне остается только пожелать тебе упорства и терпения. Они точно потребуются, — Ладуш отставил чашку. — Кстати, нам стоило бы поговорить не только об обязанностях, но и о возможностях. Ты уже сейчас имеешь право на собственный выезд, так что, если тебе вдруг захочется проехаться по столице, не стесняйся требовать соответствующую охрану. Передвигаться по дворцу ты тоже имеешь полное право, правда, пока заявляться к владыке в любое время дня и ночи, пожалуй, не стоит. Не думаю, что Асир станет сильно возражать, — с улыбкой добавил Ладуш, — но это прерогатива старшей митхуны, а у стражи есть глаза и уши, не стоит давать им лишний повод для размышлений. Но, к примеру, к Хессе ты можешь пойти в любой момент. Просто распорядись себя сопроводить.

— Хорошо, — кивнула Лин, и тут утреннюю тишину нарушил истошный визг. И оборвался так резко, что можно было и не гадать — визжавшая анха благополучно упала в обморок.

— Предки, это еще что? — Ладуш потер лоб и со вздохом начал подниматься. Лин, одним глотком допив остывший кофе, вскочила с ним вместе. Махнула ближайшему клибе и скомандовала:

— Готовьте успокоительное. Много. На весь сераль.

— Лин? — Ладуш вопросительно приподнял бровь.

— Труп, — вполголоса сообщила Лин. — Ирис. Гуляла ночью в направлении одной известной вам калитки и одного известного нам обоим окна. Ну и… не дошла.

— Лин! — Ладуш всплеснул руками. — И ты молчала?

Лин пожала плечами:

— Пусть лучше всеобщая истерика настанет при свете дня, чем ночью. И разве плохо было спокойно выпить кофе?

А всеобщая истерика тем временем успела набрать такие обороты, что Ладуш, выйдя вместе с Лин в общий зал, только согласно вздохнул. Визг, слезы, причитания вмиг разнеслись по всему сералю, беспрерывно дребезжал колокольчик для вызова слуг, ошпаренными котами носились клибы с успокоительным, и над всем этим гвалтом чайкой вился пронзительный вопль Гании:

— Уби-ли-и!

Гания, которая, кажется, как раз сюда, к клибам, и бежала, остановилась и попятилась, выпучив глаза и тыча пальцем в ее сторону.

— У-уб-би…

Ладуш мгновенно и с большой ловкостью влил в нее успокоительное, а Лин озадаченно спросила:

— Она совсем двинутая? Я думала, она меня просто из ревности цепляет, а тут ведь… всерьез?

— Ревность иногда принимает очень причудливые формы, — ровно сказал Ладуш. — Как и желание вывести соперницу на чистую воду… впрочем, как и все прочие желания, разве нет?

Пока Лин думала, сколько слоев и смыслов в этой сентенции, Ладуш вышел в сад. А еще через какое-то время из сада в сераль с визгом, едва не снеся двери, ввалились, видимо, все, кто вышел туда полюбопытствовать.

— Змея, — омертвелым голосом сообщила Тасфия. — Господин Ладуш сказал, что ее укусила змея.

Вошедшая последней Зара деловито закрыла дверь и сказала:

— Надо бы проверить, вдруг она успела вползти сюда?

Еще через несколько секунд Лин осталась единственной анхой в зале. Остальные помчались визжащей толпой вверх по ближайшей лестнице, и только Зара поднималась величественно и неторопливо. Обернулась, посмотрела на Лин, улыбнулась уголками губ.

— Потрясающе, — не выдержала Лин. — Вот у кого надо поучиться разгонять вопящих истеричек.

— Но для этого нужно сначала чем-то очень сильно всех напугать, — серьезно сказала подошедшая Сальма. — А мертвые анхи в саду случаются не каждую ночь.

Удивительно, на фоне своей гениально истерящей мамы Сальма становилась все более спокойной и сдержанной. И все меньше напоминала себя прежнюю, ту легкомысленную красавицу, которая не так уж и давно первой показывала Лин сераль.

— Поднимемся за ними? — предложила Лин. — Хочу послушать, что будут говорить.

— Если хочешь услышать то, что для тебя не предназначено, нам нужно подняться очень тихо и вовремя остановиться, — тонко улыбнулась Сальма. — Это может быть интересно, да?

— Главное, чтобы все это не взорвало мне мозг, — пробормотала Лин, вспомнив вопли Гании. Но отступать было никак нельзя. Лалия права, упускать такой выдающийся случай — непозволительно. — Кстати, здесь есть потайная лестница. Придется сделать круг через сад, зато нас точно никто не заметит. Пойдем?

Следующие два или даже три часа прошли, пожалуй, ужасно. Хотя одно в них было хорошо — на поверхность все-таки вырвалась агент Линтариена, привыкшая незаметно следить, и слушать, и вычленять главное из бессвязных, казалось бы, разговоров, когда одновременно пытаются что-то сказать очень много людей. И, вопреки совету Ладуша, снова оказаться в шкуре агента было приятно и комфортно. Услышанное само собой раскладывалось в голове по папкам: «пустое», «неважное», «обратить внимание», «может быть важным», а заодно пополнялись досье на анх, особенно на тех, кто до сих пор оставался вне внимания Лин. Полезно. Хотя уже к началу второго часа от истеричных интонаций и нарочитых всхлипов начала болеть голова.

К счастью, успокоительного у клиб хватило на всех, и накал истерики медленно, но неуклонно снижался. Лин торопливо записала в блокнот несколько имен. Пока только обдумать, сопоставить, а поговорить — после, когда все остынут от сегодняшних событий. Может, даже забудут, кто что наболтал конкретно — и о «несчастной» Ирис, и об «очень подозрительной» Лин.

Сальма заглянула через плечо, повторила имена и спросила:

— Хочешь, я пойду туда и поболтаю с ними?

— Давай, — согласилась Лин. — Это будет здорово. А я… — она хотела сказать, что ей надо попросить что-нибудь от головной боли, но бросила взгляд в окно,