Хозяйка молодильных яблок - Иви Тару

Стрижак засмеялся, хотел сказать, что и пир, и праздник на три дня, все будет, но не успел…

За тыном раздался топот копыт, крики, бабьи охи и ахи.

– Эй! Боярина ищем! Тут ли?

– Тут я! – крикнул Стрижак. – Что надо?

Во двор въехали несколько всадников; он узнал гридней княжьей дружины.

– Беда, боярин, воевода княжий Турила зовет тебя срочно в столицу вернуться. Вот послание тебе от него.

Стрижак взял берестяной свиток, залитый сургучом, чтоб не раскрыли раньше времени. Пока печать ломал, спросил:

– Как узнали, где искать меня?

– Да по дороге попался купец один, трясся зайцем, твое имя повторял; вот он и сказал, что встретил тебя и что ты в Прибытково направлялся. А так мы уже все села и деревни возле Семидола объехали.

Турила писал коротко, но четко: «Бояре заговор учинили, княгиню с волхвой в башне заперли, князь в безумие впал, теща его с Бурогневом в союз вошла. Сам я еле из города вырвался. Жду тебя на реке у порогов».

Глава 37. Тень беды

Гонец от Турилы не пустой прискакал: вел в поводу вороного коня, к седлу которого оказались приторочены доспехи и меч. Стрижак улыбнулся, коня по холке потрепал. Нет ничего лучше на свете, чем верный друг, что в любой беде выручит.

Он быстро надел доспех, опоясался мечом, повернулся к хозяину дома, обнял его. Потом подошел к Милаве, к себе прижал.

– Не самым лучшим наше житье начинается, но потерпи, родная. Скоро вернусь к тебе.

– Возьми с собой, – попросила она. Не верилось, что так быстро счастье ее кончилось. – Обузой не стану, а может, и помогу чем.

Стрижак покачал головой.

– На битву иду, не на пир. Ничего, уладится все, тогда и прибудешь в столицу.

Будивой с дочерьми и Горыней долго смотрели всадникам вслед. Милава дождалась, когда пыль от копыт на дорогу осела, и побежала в сад, домашним наказав за ней не идти.

Вскоре она вернулась, скрылась в светлице у себя и вскоре вышла, одетая по-дорожному: в сапожки, шерстяную свиту поверх сарафана, волосы суконной шапкой покрыла, на поясе – кожаная сума да отцовский нож в ножнах.

Будивой сразу все понял, но даже слова против не сказал, сам Чубарку из конюшни вывел. Та за ночь отдохнула, овса наелась и теперь радостно мотала гривой, ожидая новую поездку. Милава подол сарафана подобрала, в седло села, а под ним мужские порты надеты. Елеся аж руками всплеснула, увидев, как сестра ее в дорогу собралась: то ли девка, то ли парень, сразу и не поймешь.

– Скажи сельчанам, батюшка, что яблоня больше никого не тронет, но и они пусть к ней не лезут, а береги ее пуще глаза ради меня и памяти матушки моей. Прощайте. Если будет милость богов, то свидимся.

Чубарка тихонько заржала и припустила рысью. Сельчане из калиток выглядывали, но больше бузить не пытались и к старосте с обидами на побои от дерева не ходили. Слухи-то по селу разлетались, что мучная пыль от чиха. Все уже знали, что Будивой тестем боярину Семидольскому стал, а с ним шутки плохи.

***

Бурогнев сидел на отдельном от других бояр месте, выложенном подушками и расшитыми золотом покрывалами. Место это законным для него было: он хоть и удельный, но все же князь – самый близкий родич князя Семидольского. Остальные думные бояре сидели по лавкам вдоль стен, кто с хмурыми лицами, а кто, напротив, под опущенными веками радость сдерживал.

В кресле с высокой спинкой и подлокотниками сидел князь. Молодое лицо казалось измученным, под глазами темнели круги, румяные некогда щеки ввалились. Зато глаза блестели и по сторонам бегали, словно ища кого-то.

Через узкую дверь позади княжьего места вошла женщина в богатой шубе, отороченной соболями; на голове кика вся в самоцветах, шелковый убрус на плечи спускался. Бояре недоуменно зашептались, кто-то даже выпрямился и гневно на женщину посмотрел. Та эти взгляды видела, но лишь усмехнулась. Что ей, княжьей теще, кучка бояр сделает? Все же нашелся один, высказал возмущение:

– Негоже женщине в боярской думе сидеть. Тут дела серьезные обсуждаем. Бурогнев, ты хоть слово скажи, раз князь не может. Видно, нездоров он.

Говоривший столь дерзкие слова боярин Радим от гнева даже пристукнул своим посохом. Когда-то он и полки водил в битвы, но сейчас старость уже согнула некогда сильную спину.

– Что скажешь, зять мой любезный? – Велезара наклонилась к сидящему на престоле князю.

Он сглотнул, уставился на Радима.

– Велезара, мать невесты моей дорогой, мудра, и ее слова для меня что слова волхвы или самого Сварога.

Бояре зашумели, но тут Бурогнев встал, и все стихло.

– Дело у нас серьезное, негоже из-за пустяка долго тянуть. Доносят страшные вести изо всех сел, что за рекой стоят. Пожары на столицу идут. Уже не только леса горят, но и поля многие. А дождя все нет, и кто бедствие сие остановит, неясно.

Велезара чуть дернула плечами. Она стояла рядом с князем, сесть так и не решившись. Боярами управлять нетрудно, но пока еще не все в ее власти. Ничего, привыкнут, что ими женщина управляет. Одно обеспокоило: с чего Бурогнев про засуху и пожары заговорил? Ведь договаривались сегодня решить о свадьбе князя, чтобы бояре выбор князя одобрили и препятствий более не чинили. Половину из них Бурогнев, сказал, что уже уговорил, а кого и подкупил посулами будущей выгоды.

Союз с княжьим родичем Велезаре сейчас на руку был, хоть и знала, что сам он не прочь нынешнего князя сместить, но пока не мог в открытую действовать, вот и решил к теще князя подольститься. Она и не возражала, понимала, что одной ей против бояр не выстоять. Вот и поговорили они, посетовали, что слишком много у бояр вольностей, и надо бы их поприжать чуток. На том и порешили. Бурогнев и сам видел, как князь к невесте своей прикипел – не оторвать. Так что пока у Велезары все получалось, как и задумано. Потом придумает, как его от Семидола отлучить, да обратно в свой удельный городок отправить вместе с женушкой его.

При мыслях об этой боярской жене, со злыми жгучими глазами, ее пробрал озноб. Вот кто настоящая опасность. Сидит тихонько, не высовывается, а сама исподтишка ядом плюется. Ничего, ядовитую змею бьют в голову. Велезара улыбнулась Бурогневу, постаралась, чтоб тепло вышло, по-бабьи. Небось устал от холодной своей змеищи-то, он же мужчина еще не совсем дряхлый.

Бурогнев же посмотрел на