Хрустальная ложь - М. Эль

Свадебное платье она аккуратно сложила на заднем сиденье. Белый шёлк блеснул на солнце, как флаг, который она больше не поднимет, символ мира, которому она навсегда отказала.

Вытащив тело мужчины из машины, и оставив рядом с ним конверт с деньгами, девушка села обратно.

Мотор снова взревел, наполняя салон привычным грохотом. Она нажала на газ — машина рванула с места, оставляя за собой облако пыли и неподвижное тело в кустах.

Охрана, те самые чёрные внедорожники, что ехали позади, были ещё далеко. Пара минут — и они поймут, что что-то не так. Но две минуты — для Валерии Андрес — это была целая вечность, которую она намеревалась использовать сполна.

Она лавировала между крутыми поворотами, уходя всё глубже в город, затем выехала на скоростное шоссе, ведущее к промышленному порту. В голове — только расчёт, чёткий план, выстроенный за секунды. Никаких охран. Никаких приказов. Только она, скорость и бесконечная дорога впереди.

В аэропорт она въехала, как буря — без сопровождения, без документов, её машина неслась, прорываясь сквозь ряды шлагбаумов. Охранник на воротах, заметив на лацкане чужого пиджака знакомый символ — вышитую лилию Андрес, мгновенно побледнел, открыл ворота и отсалютовал, не задавая вопросов.

Она заглушила мотор и вышла из машины. Ветер растрепал её волосы, ткань брюк прилипла к коже, а маска на лице, которую она всё ещё не сняла, выбивала дыхание.

Валерия бросила ключи сотруднику ангара, её голос был тихим, но властным.

— Частный рейс. Прямо сейчас. Курс — Нью-Йорк.

— Без документов? — осторожно спросил он.

— Ты меня не видел, — отрезала она.

Не говоря ни слова больше, она подняла руку, на которой красовалось массивное кольцо с фамильной лилией — тем самым символом Андрес, что внушал трепет. Тот побледнел, в его глазах вспыхнуло понимание, с кем он имеет дело, и побежал выполнять приказ без промедления.

Когда самолёт оторвался от земли, оставляя Лиссабон далеко позади, Валерия впервые за многие часы позволила себе сесть. Она сняла маску, обнажая своё лицо, на котором смешались усталость, ярость и неистовый триумф, и посмотрела в окно.

Под ней простиралась бесконечная Атлантика, её воды казались бескрайним зеркалом. Позади остались мать, пули и пепел старой жизни. Впереди — новый мир, где никто не знает её имени. Мир, который она собиралась покорить.

Валерия достала телефон, набрала короткое сообщение и отправила его одной лишь фразой — на старый номер брата:

“Береги их"

Выключив телефон, она закрыла глаза. И впервые за долгое время — улыбнулась. Это была улыбка хищника, довольного своей охотой. Улыбка свободной женщины.

Глава 3

Нью-Йорк встретил её свинцовой осенью — ветер вырывал листья с деревьев, и город жевал их в своих глотках. Для кого-то это был шум, для Валерии — музыка нового мира: чужая, но манящая. На груди ещё лежал отпечаток белого платья; мужское пальто, пахнувшее кожей и дымом; в голове — холодный расчёт: «Теперь — всё по-другому».

Валерия садилась в такси и смотрела в окно, пока Манхэттен не сложился перед ней в прямоугольник стекла и бетона. Двухлетняя птица: небоскрёбы, реки, люди, которые не знали её имени и не могли оценить, чей герб был на её кольце. Она улыбнулась впервые по-настоящему: не вызовом, не угрозой, а тем, что бывает, когда в ладонях у тебя свой ключ к свободе.

План был прост: исчезнуть с карты Андрес, купить время, купить пространство для жизни, научиться быть человеком без армии тёмных костюмов и бойцов у ворот. Адель в детстве учила её многому — не только стрелять и считать пули, но и копить втайне, как будто каждая монета — это дополнительное дыхание. «На чёрный день», — часто повторяла бабушка, и Валерия хранила это правило годами. Теперь эти тайные фонды стали её подушкой: карточка на офшорном счёте, никому не подконтрольная, наличка в сейфе — достаточно, чтобы жить по-человечески, не тратить себя на догадки.

Она пошла в банк не как бунтарка и не как наследница — как клиент, у которого в голове уже был другой паспорт. Имя «Лилит Рихтер» звучало сначала чуждо, затем — принимающе. Документы, что её сопровождали, были чисты; она не хотела бродить по краю закона ради новых бумажек. Многое было куплено законно: квартира в центре, на одной из узких улиц с видами на парк — не пентхаус и не голливудский атриум, но светлая, с высокими потолками и старинными окнами, которые любили запах кофе и свежей выпечки. Агент посмотрел на неё с удивлением, потом с уважением; она кивала, считала в уме и переводила суммы в голове как смету операции: депозит, комиссия, ремонт.

Ключи щёлкнули в замке — звук был необычайно маленьким и в то же время звучал, как звон колокола. Она вошла, и пустота квартиры приняла её как чистый лист. Пол скрипел под шагом — старый дуб, его мягкий аромат. Она поставила свадебное платье на стул и, стоя в темноте, ударила кулаком по ладони, чтобы почувствовать настоящую плоть жизни, не шелк.

— Лилит, — прошептала она, чтобы имя стало частью комнаты.

Первый день новой жизни — хаос и молитва мелочей. Она купила телефон, незаметный, без фамилии; симку, которую никто не связывал с номером дома; новый почтовый ящик; карту на имя «Рихтер», но зарегистрированную аккуратно на частный адрес агента. Она знала — в этом городе тебя узнают по привычкам, а не по документам. Поэтому привычки нужно менять.

Шкаф для одежды стал её театром. Знала, что не нужна многоцветная панель роскоши: немного строгих костюмов, парка, пара джинсов, шерстяные свитера. Вещи — как доспехи дня: удобные, незаметные, но говорящие, что хозяйка знает цену себе и окружающим. Сама умела всё. Повесить люстру, прибить полку, подключить плиту. Не без помощи интернета, но все же.

Она научилась готовить. Это было не торжество, не возвращение в дом, где еда готовилась из уверенности и силы — это было упражнение выживания. В первые вечера она варила пасту, как будто это спасало мир: воду до кипения, соль, руки в тесте, запах томатов. Поначалу соус выходил дерзким, напоминавшим о кухнях величественного особняка; потом — мягче, подчинённый её вкусу. Плита была новой для неё, но она обнаружила, что готовка успокаивает: ритм нарезки, запахи, тепло от плиты — это маленькие якоря обычной жизни.

Бабушка Марлена — двоюродная бабушка, кузина Адель, прокурор — в её представлении была бы в ужасе. Валерия