Искупление - Элизабет фон Арним

нездоровилось). Он привык принимать как нечто само собой разумеющееся, что ей интересно лишь то, что интересно ему самому: его работа, книги и статьи, которые он читал. Если бы Милли в свою очередь завела разговор о том, что интересовало ее, Артур не стал бы слушать: просто не смог бы, ему было бы смертельно скучно. Едва ли она захочет и дальше терпеть такого никудышного любовника, зачем? Однако теперь, когда Эрнест умер, Артур всерьез опасался…

Он с глубоким унынием смотрел на Милли, и она, глядя на него, подумала: «Так вот что это: вот что припрятала в рукаве судьба, чтобы меня сразить».

Милли вспомнила, как шла от вокзала Виктория и думала, что легко отделалась, поскольку еще сомневалась, найдет ли искупление своих грехов, хотя бы малейшую возможность искупления. Сейчас все это казалось сном. «Теперь у тебя масса возможностей… масса возможностей…» – распевали с идиотской механической монотонностью голоса в ее голове, снова и снова.

Ей вдруг пришло в голову, что она, должно быть, выглядит глупо. Выражение лица Артура подтвердило ее догадку, и огромным усилием воли Милли овладела собой. Было бы недостойно морщиться от боли, сказала она себе, Артур не должен видеть ее гримас. Да и какой в том прок, если оба они будут несчастны? Довольно и одной несчастной женщины. А Артур казался таким несчастным, стоя перед ней в своих дурацких жизнерадостных гетрах. Он был похож на… Милли проглотила странный сдавленный смешок. Да, на несчастного ребенка, которого только что отругала… мать.

– Я думаю, – попыталась она улыбнуться, – что ты влюбился.

Ну почему, когда хочешь выглядеть как можно более естественной, рот кривится в ужасающей ухмылке? А в том, что ухмылка вышла пугающей, Милли не сомневалась: что еще может появиться на лице, когда сердце превратилось в лед? Она медленно кивнула, стараясь улыбаться непринужденно. Артур не сводил с нее глаз, рот его под торчащими усами сам собой открылся. Милли улыбалась и казалась довольной? Выходит, все уладилось?

– Разве не это ты хотел мне сказать? – Милли положила руку на его рукав, но тотчас отдернула, потому что пальцы ее дрожали. – А может, что хочешь жениться? Впрочем, чему тут удивляться? – И чтобы стереть выражение тревоги с его лица, она мягко добавила: – Дорогой.

Узкое лицо Артура залилось краской. Значит, и правда все в порядке. В глубине души он в этом не сомневался. Будь Эрнест жив, Милли никогда бы его не подвела, поскольку всегда была разумной и доброй. Разве могла она сейчас поступить по-другому или даже помыслить об этом?

– Милли, дорогая! – воскликнул Артур, и его лицо осветилось облегчением и благодарностью. – Мой дорогой, мой самый преданный друг… ты ведь не против?

– Против? – повторила Милли, мысленно приказав своим губам улыбаться, затем растянула их, заставила уголки загнуться вверх. – Против? – произнесла она снова, чтобы подавить рыдание, и яростно набросилась на себя, чтобы справиться с постыдной слабостью, которая рвалась наружу. «Держи себя с достоинством, – мысленно вскричала она в бешенстве. – Нечего хныкать. Какой от тебя прок, если ты не можешь вести себя достойно, когда приходится туго?» Милли протянула руки к Артуру и широко улыбнулась. – О, какая чудесная новость!

Артур перевел дыхание. Красный до корней волос, сияющий от радости, он сжал протянутые к нему руки и заговорил с искренним убеждением:

– Ты с самого первого дня была мне лучшим другом, какого только можно пожелать.

– Правда? – отозвалась Милли. – Я рада, что была для тебя хоть кем-то. – Горькие слова вырвались у нее сами собой, она вовсе не хотела быть жестокой, и тут же поспешила исправить ошибку, но Артур перебил ее. Крепко стиснув ее руки, он расплылся в счастливой улыбке – Артур, на чьем лице годами не появлялось ничего похожего на счастливую улыбку, – и спросил:

– Как ты узнала? Скажи, ради бога, как ты догадалась, Милли?

– О чем? Что ты влюбился? – Она высвободилась из его рук и попыталась изобразить улыбку, склонив голову и на миг зажмурившись, чтобы сдержать слезы, потом указала на его гетры.

«Я уже вдоволь наплакалась, – сурово сказала она себе, глотая слезы. – В последние дни я только и делала, что рыдала, но больше не буду. Не буду». А что до той слабой части ее существа, которой так хотелось выкрикнуть бессмысленные, непоправимые, горькие слова, она не позволит ей одержать верх, попросту не позволит. О, Милли знала, что способна наговорить эта слабачка, если дать ей волю: душещипательные глупости, политые слезами. А может, даже в порыве отчаяния при мысли о своем нелепом положении она начнет умолять. Умолять? Боже милостивый, нет, никогда!

– Тебя выдали эти чудесные гетры.

– Да. – Он окинул взглядом свои гетры и тоже стыдливо, по-мальчишески, улыбнулся. – Да. Сам не знаю, зачем я…

Артур поднял глаза на Милли. Радость, благодарность, великое облегчение, дурашливость и гордость за собственную дурашливость отражались на его лице, придавая ему поистине глупый вид. Его юная возлюбленная пришла в восторг от этих гетр и сказала, чем немало его позабавила, что всегда считала гетры непременным признаком джентльмена. Ему хотелось рассказать об этом Милли: она бы посмеялась, – но можно ли? Наверное, лучше потом…

А Милли думала с удивлением: как Артур поглупел! Этот ученый, книжный червь, серьезный человек, погруженный в науку, превратился в юнца.

Ее вдруг кольнула нелепая обида. Милли осознала, что Артур никогда не надевал чего-то столь же странного, как гетры, ради нее. «Впрочем, тогда он еще не был так стар, – мелькнуло у нее в голове, а в следующий миг Милли озарила другая догадка: – Да и я, наверное, была не так молода, как эта девушка».

– Думаю, – произнес, словно извиняясь, Артур, хотя теперь совершенно успокоился и держался непринужденно, – что подсознательно мне хотелось усовершенствовать себя.

– Скорее всего, так и есть. – Милли удалось изобразить улыбку. – Хоть я и не согласна, что тебе нужно совершенствоваться.

– Ах, Милли, ты всегда мне льстила!

Артур с благодарностью подумал, как просто в конце концов разрешились трудности, как естественно и легко все устроилось, да-да, устроилось, как любила говорить Сильви (его юную возлюбленную звали Сильвией). Теперь Артур уже не прочь был устроиться на диване рядом с Милли: они бы сидели рядом как старые друзья, не более, он рассказал бы ей обо всем, что произошло… ну, может, не обо всем, в общих чертах. А Милли поразилась легкости, с которой ей удалось его провести, Артур так ничего и не понял: тотчас успокоился, воодушевился, выглядел очень довольным и, похоже, нисколько не сомневался, что все прекрасно уладилось – отныне он свободен, впереди его ждет только счастье. Но Артур страстно