Искупление - Элизабет фон Арним

осуждение сестры заставило ее понять: единственный способ искупить грех – выйти замуж за Артура. Встреча с Агги отрезвила ее. Безумные мысли, что нужно бежать от Артура, что стоит ей выйти замуж, и Эрнест как грозный обвинитель станет преследовать их обоих, густой паутиной оплели ее разум, а Агги смела их единым взмахом. Бежать от Артура? Успокоившись, Милли теперь и сама не понимала, как ей такое пришло в голову. Теперь у нее не осталось никого в целом мире, кроме Артура; он был единственным, в чьей душе еще теплилась хоть какая-то нежность и любовь к ней. Вдобавок он был единственным мужчиной, которого она любила по-настоящему (в жизни каждой женщины должен быть такой мужчина, иначе она увянет и погибнет от жажды). Эта беда постигла и Агату в придачу к нищете – ей некого было любить. А что до вздорных страхов, что их с Артуром будут мучить воспоминания об Эрнесте, если им и случится вспомнить о ее покойном муже, то Артур, который никогда не питал враждебности к Эрнесту, чья нелепая смерть наверняка найдет искреннее сочувствие в его душе, лишь отзовется добродушно: «Бедняга», – и с этим кротким добродушием не решатся схватиться никакие зловещие призраки, даже самые назойливые.

По правде сказать, Милли не вполне понимала, найдется ли здесь место искуплению. Жизнь с Артуром вдали от вездесущих Боттов представлялась ей поистине тихой и безмятежной. В Оксфорде никому и в голову не придет, что она женщина с прошлым: Ботты не поддерживали никаких связей с Оксфордом, поскольку все они, по словам Эрнеста, получили образование в частных заведениях, а внешность Милли не позволяла даже предположить, что она способна на прелюбодейство.

Она брела на запад по залитым солнцем улицам, медленно, словно сонный черный жук, и размышляла о своей жизни. На нее вдруг навалилась смертельная усталость. Как такое могло случиться, с недоумением спросила себя Милли, как вышло, что она так легко отделалась? Нет, скорее, вышла сухой из воды – так будет правильнее. Она не понесет наказания, все ее надежды на искупление грехов развеялись как дым. Ее ожидает покой, безбедная жизнь и нежная привязанность. Горящие уголья собрали на головы двух грешников[30]. Какая-то сила удержала карающую руку правосудия, уже занесенную над ними. Победило милосердие.

Милли шла с полузакрытыми глазами, слегка покачиваясь от усталости, и снова в мечтах видела себя под яблоней, где читала вслух летними днями, а когда приходили зимы, читала у камина, как бывало в лондонской студии, в Челси. Когда-то они с Артуром вместе читали Китса и Шелли, вспомнилось ей. Она брела, не разбирая пути, и перебирала в памяти картины прошлого, едва замечая прохожих, вежливо уступавших ей дорогу. Да, в начале их любви, в пору первых восторгов, они читали Китса и Шелли. Ах, какое это было чудесное время! Милли не сознавала этого, пока не кончилась та пора. Артур напоминал потрясенного мальчишку, вырванного любовью из привычной колеи среднего возраста, и Милли с радостью отдалась страсти, чтобы перенестись вместе с ним в пору юности. Ах, это упоительное, безумное время!..

Ну да ничего, неважно, ведь они с Артуром по-прежнему любят друг друга, а рано или поздно стареют все. Они начали стареть, когда на смену Китсу и Шелли пришли Мильтон и Блейк, и окончательно расстались с молодостью, когда Артур попытался научить ее итальянскому и заставил читать Данте. Постепенно все поэты оказались забыты, и наступил период раскопок. На этом этапе Милли погрузилась в изучение истории, и Артур давал ей прочесть ученые книги – ему нравилось, что она разделяла его интересы. Книги эти Милли тайком проносила домой, их приходилось тщательно прятать, словно огромные тома любовных писем. Вот уже семь лет как они читали вслух только лишь о раскопках, и Милли сомневалась, что Артур когда-нибудь откажется от своего увлечения и вынырнет на поверхность из земных недр. Казалось, его ничто больше не занимало, кроме Древней Греции и Рима: он оживлялся, только когда заходила речь об античности, и Милли, которой когда-то пришлось кое-как нахвататься вершков поэзии, потому что Артур любил стихи, а потом кое-как познакомиться с зачатками итальянского, потому что Артур хотел, чтобы она его выучила, набралась беспорядочных сведений о раскопках, лишь бы доставить возлюбленному удовольствие тем, что его глубокомысленно слушают. И даже (при этой мысли она слабо улыбнулась) вполне сносно отвечала, когда Артур заговаривал с ней об атлантах и героонах[31]; конечно, Милли лукавила, однако женщина должна быть не только любовницей своего мужчины, но и собеседницей, и другом, а если она невежественна, нужно притворяться, что это не так. Да, женщине приходится быть и матерью мужчины: утешать, когда у него болит голова, обнимать, когда он устал и хочет склонить голову ей на грудь (к счастью, грудь есть у каждой женщины, и неважно, есть ли у нее мозги), готовить ему горячее питье, чтобы предупредить простуду, жалеть его и баловать. Пожалуй, только в этом ей не было нужды притворяться, подумала Милли: роль матери давалась ей без малейших усилий. Если бы у них с Эрнестом были дети, возможно, ей не захотелось бы сбежать из дома в тот день, когда разочарование и горечь привели ее в Лондон, и она никогда не встретила бы Артура.

Но, честно признаться, об этом стоило бы пожалеть.

О да, да, упустить свою любовь, так и не узнать, что значит любить…

Что? Ей в самом деле пришло такое в голову? Она вправду призналась, что было бы жаль так и не завести любовника?

Мысль эта ошеломила Милли. Конечно, она имела в виду совсем другое. Разумеется, ей…

Ладно, не стоит углубляться в это сейчас, сказала она себе и отмела в сторону мучительные вопросы, поскольку впереди показался дом Артура. Милли стояла на углу улочки возле Кингс-роуд, слева в глубине переулка уже виднелась знакомая дверь.

Милли повернула за угол, и сердце ее забилось чаще. Предстоящая встреча с Артуром не походила на прежние. Со дня их последнего свидания случилось много важных событий. Будущую встречу омрачала тень смерти, близкий конец одной эпохи и надежды на начало другой придавали ей торжественность. Что ж, по крайней мере не предвидится никаких неожиданностей, подумала она с чувством благодарности и умиротворения. Милли слишком хорошо знала мужчину, за которого собиралась выйти замуж. Она так изучила его, что могла заранее предсказать, какие слова он произнесет, что сделает и как будет выглядеть. Вот и теперь Милли точно знала, что отразится на его лице, когда минуту спустя Артур откроет дверь и увидит ее вдовье платье. Жалость, сочувствие и… она хотела сказать «радость», но выбрала слово «удовольствие», ибо оно более точно