Временная жена - Катарина Маура

таким. Таким… теплым. Он всегда был для меня загадкой. Такой ли он со всеми женщинами, которых укладывает в свою постель? Или это было особенным не только для меня? Я не должна хотеть быть его исключением. Но, черт возьми, хочу.

— Твоя киска — настоящее наслаждение, — он выдыхает прямо в мои волосы. — Как, черт побери, я теперь должен работать? Как мне смотреть на тебя и не вспоминать, как ты сжимаешь мой член?

Я зарываюсь лицом в его шею, чувствуя, как жар заливает мои щеки. Он снова смеется, прижимая меня крепче, и я чувствую, как внутри меня зарождается что-то, что я никогда не должна испытывать рядом с ним. В конце концов, это временно. Если он так действует на меня после одного раза, в каком состоянии я буду через три года? Я не хочу снова испытать боль.

Я пытаюсь отстраниться, но его хватка становится лишь крепче.

— Останься, — рычит он. — Останься здесь. В моих руках. Там, где тебе и место.

Каждая клеточка моего тела кричит, что мне нужно держать дистанцию. Я так поступала всегда. Со всеми. Лука единственный, кому я никогда не могла сказать «нет».

Мой нос касается его шеи, и я нежно целую его в горло, мои действия импульсивны. Я не чувствую, что он принадлежит мне, но мужчина, который держит меня в своих объятиях, несомненно, мой муж. Можно ли мне украсть у него несколько мгновений, которые не должны принадлежать мне? Буду ли я жалеть об этом потом? Я странно напугана, потому что счастье, которое я испытываю сейчас, всегда сменяется отчаянием, которое перевешивает его. Я боюсь, что моя мать права.

Лука зарывается рукой мне в волосы и крепко сжимает, его дыхание неровное. Быть в его объятиях — это то, что я никогда не думала, что испытаю, и меня пугает, насколько хорошо я себя при этом чувствую. Если так будет между нами наедине, то убедить всех в нашей любви будет не так сложно, потому что он обманывает даже меня. Возможно, нам стоило сделать это раньше, прежде чем идти к моей бабушке. Может быть, тогда моя мать отреагировала бы иначе.

— Лука, — шепчу я, касаясь губами его кожи. — Прости меня за то, как грубо моя мама вела себя с тобой сегодня. У меня нет оправданий, и честно говоря, мне немного стыдно за нее.

Он нежно гладит меня по волосам, и это успокаивает меня. Я закрываю глаза, наслаждаясь его прикосновением, позволяя себе на мгновение погрузиться в мир спокойствия, который он дарит мне.

— Не извиняйся передо мной, Валентина. Ты моя жена, и мы в этом вместе, не так ли?

Его слова удивляют меня. Я так привыкла быть одна и ни на кого не полагаться, что осознание того, что он на моей стороне, кажется чем-то инородным. Даже когда мы работали вместе все эти годы, атмосфера между нами была враждебной, наполненной нотками недоверия и презрения с обеих сторон. Я всегда боялась, что сделаю что-то, что действительно будет стоить мне работы, а Лука всегда чувствовал, что не может слепо доверять мне, потому что это его бабушка меня наняла. Это, прямо здесь, для нас новая территория.

— Ты говорил, что для тебя важна коммуникация, — тихо начинаю я. — И хотя для меня это тоже не самая сильная сторона… я согласна с тобой. Я хочу попробовать.

Я нервно облизываю губы.

— Если мы собираемся провести вместе три года, думаю, тебе нужно понять, почему моя мама такая. Я не хочу, чтобы ты ее ненавидел. Или винил за ее резкость. Она… она не со зла. Просто ее предавали и разочаровывали слишком много раз.

Лука кивает, его щетина касается моего виска. Он продолжает гладить меня по волосам, и я набираюсь смелости, чтобы рассказать ему о своем детстве. Я боюсь, что это может изменить его представление обо мне, но я также не могу скрывать это от него.

Он целует меня в лоб и качает головой.

— Ты не обязана рассказывать, если не хочешь. Последнее, чего я хочу, — это давить на тебя, чтобы ты рассказала мне что-то раньше времени. Прямо сейчас, прямо здесь, ты не моя секретарша, Валентина. Ты моя жена. Ты обещала мне свое будущее, но не свое прошлое.

Я тянусь к нему и прослеживаю контуры его лица кончиками пальцев.

— Я думаю, ты должен знать. Возможно… возможно, это поможет тебе понять.

Он ничего не говорит, просто снова отводит прядь волос с моего лица, его внимание сосредоточено только на мне.

— Мой отец… он родился с серебряной ложкой во рту, а моя мама… ну, если быть честной, она всю жизнь полировала эту ложку для него. Она была одной из служанок в доме его семьи. Они не должны были быть вместе. Они были из разных миров. Но они влюбились.

Я делаю глубокий вдох, нервы почти берут верх.

— Когда его семья узнала, они пригрозили отречься от него. Но к тому моменту моя мама уже была беременна мной. Им это не понравилось. Они сказали, что она сделала это нарочно. Они назвали ее золотоискательницей и пытались заплатить ей, чтобы она сделала аборт. Но отец узнал и забрал ее оттуда. Они нашли небольшую квартиру, и какое-то время пытались быть семьей. Я думаю, он правда хотел сделать правильный выбор… но он не понимал, что это значит. Вдруг все его привилегии исчезли. Его семья отреклась от него, а вместе с ней и весь его круг общения. Думаю, он надеялся, что после моего рождения, они передумают. Но нет. Они не захотели даже видеть меня.

Лука продолжает гладить мои волосы, но его взгляд стал жестче.

— И что было дальше? — тихо спрашивает он.

— Мои родители много лет боролись, и я до сих пор помню их частые ссоры. Я по-настоящему поняла это только спустя годы, но оказалось, что он начал встречаться с женщиной, на которой его семья изначально хотела, чтобы он женился. Я помню, как странно он вел себя со своим телефоном, и как моя мать постоянно расспрашивала его. Я была тогда еще совсем маленькой, но каким-то образом я все еще помню фрагменты их разговоров. Крики, обвинения и, прежде всего, то, что я при этом чувствовала. Это был настоящий ад.

Я закрываю глаза и делаю успокаивающий вдох.

— Он изменял моей матери около года, а потом, когда мне было семь лет, он ушел от нас. Я до сих пор отчетливо помню тот день, потому что он должен