Академия Аркан - Элис Кова

— Странно снова оказаться здесь.

— Верю. После Халазара… — Он не смотрит на меня, сосредоточен на чертежах.

— Не только из-за Халазара. — Я замолкаю. — Мы с Ариной родились не так уж далеко отсюда, если можешь поверить.

— Правда? — Его перо замирает. — Она говорила, что вы выросли в Гнилом Логове, а потом жили на улице.

— Мы были там не всегда. Но она была слишком маленькой, чтобы помнить что-то другое… Когда у Матери начались трудности, нас прижали сборщики долгов — и мы оказались в Логове. Так Мать и вернулась в Шахты на пять лет. Первую пятилетку она отработала ещё до моего рождения. А деньги с этой второй шли нам на жизнь. — Но даже целый регилл за пять лет — это слишком мало и слишком медленно. Поэтому Мать подрабатывала: помогала арканистам — и за деньги, и по убеждениям. Делом всей её жизни, которым я охотно занялась после неё.

Я продолжаю:

— После её смерти пришли дозорные. Они чуть не нашли принадлежности для карт, которые она оставила нам. Уже тогда они говорили, что отправят меня в Шахты раньше срока — ведь я теперь глава семьи… Но я не собиралась позволить, чтобы сбор ресурсов для карт отнял меня у Арины, как отнял маму. Так мы и сбежали, и начали жить на улицах, скрываясь от дозора.

Лицо Матери всё ещё ясно перед моими глазами — благодаря Эзе. И я не могу решить: ненавижу ли я его за это или, странным образом, благодарна. Время начинало стирать тонкие «гусиные лапки» у её глаз и глубокие, заслуженные линии улыбки. Я не хочу забывать их.

— Неужели они и правда отправили бы ребёнка в Шахты? — Сайлас явно сомневается. Обычно задание становится обязательным только в двадцать — по аналогии с академией.

— Может быть. А может и нет. — Я пожимаю плечами. — Я не стала ждать, чтобы узнать, была ли это пустая угроза. К тому же, если они стояли за смертью матери, я не хотела оставаться там, где нас могут найти.

По выражению Сайласа видно, что он это понимает.

— А где был твой отец во всём этом?

— Я его не знала. — В памяти всплывают смутные, расплывчатые образы мужчины, из тех времён, когда мы ещё жили в том большом, сияющем доме. Но ни одного чёткого воспоминания. — Мать о нём не говорила. Всё, что я знаю — после его ухода начались наши трудности. Он не заботился о нас настолько, чтобы хотя бы раз появиться, а значит, у меня не было причин его искать. Если мы были для него мертвы — он мёртв для меня.

— И никого не было в обширной семье Шевалье, к кому вы могли бы обратиться?

Меня пробирает дрожь, несмотря на тёплый летний воздух. Арина сказала ему нашу фамилию? Нашу настоящую фамилию? Ту самую, которую Мать велела доверять лишь тем, за кого мы готовы отдать жизнь? Наша фамилия — как наша особая карта, — говорила мне Мать. Наше величайшее сокровище и самая глубокая тайна.

— Арина упомянула, — мягко произносит он, словно читая мои мысли.

— Иначе бы ты её не знал. — Я заставляю себя улыбнуться и отгоняю нарастающее беспокойство. — Тебе стоило с самого начала называть меня по фамилии. Я бы куда меньше тебе не доверяла.

— Правда?

— Мы — люди скрытные. — Это мягко сказано. — Если она рассказала тебе нашу настоящую фамилию, значит, она тебе доверяла. — Сайлас, должно быть, чувствует мой взгляд, потому что приподнимает подбородок и встречает его. Я не отвожу глаз. — Если она доверяла тебе так сильно… то и я буду.

Он открывает рот, потом закрывает, подбирая нужные слова. И, наконец, его лицо озаряет лёгкая, искренняя улыбка.

— Что ж, я буду звать тебя так, как тебе угодно.

Он выбрал правильные слова.

— Пока что — Редуин. Всё остальное — забудь.

— Пусть будет Редуин. — Он завершает работу с изяществом. Я не могу отвести взгляда, когда чёрные чернила подсыхают, превращаясь в сверкающее серебро. Сайлас прячет карту и принадлежности обратно в свою сумку и перекидывает ремень через плечо.

Я воспринимаю безмолвный сигнал и поднимаюсь.

Оставшийся путь к Клубу мы проходим медленнее. Мы идём быстро, но того опьяняющего ощущения свободы, что захлестнуло нас вначале, больше нет. Каждые несколько кварталов мы останавливаемся — на скамейке в парке, в переулке, за маленьким столиком возле закрытого кафе.

После последней остановки мои ноги снова набирают темп. Мы так близко… Настолько, что больше не будет остановок и обходных путей. Мои друзья — моя семья, пульс моего мира. Я обниму Арину так крепко, что у неё глаза вылезут. Съем все печенья Джуры и буду до хрипоты спорить с Твино о какой-нибудь чепухе, пока Рен не начнёт закатывать глаза на нас обоих.

По мере того, как улицы становятся всё более знакомыми, я ускоряюсь. Настолько, что не замечаю мелких странностей. Признаков того, что Монетный Холм изменился. Признаков вроде заколоченной двери, разбитого окна, осколки которого всё ещё в раме, и пугающей тишины на улицах, где раньше кипела жизнь. Всё это ускользает от меня.

До тех пор… пока я не сворачиваю за последний угол.

Мои шаги сбиваются. Носки задевают трещину в мостовой, я почти падаю. Сайлас ловит меня. Жаль. Лучше бы он дал мне упасть.

Клуб Звёздной Судьбы…

Место, что приютило нас с Ариной после долгих лет на улице. Первое, что стало для нас домом после смерти Матери. И последнее, где я видела лицо своей сестры…

На его месте — лишь зияющая бездна холодных, обугленных обломков.

Глава 23

Оцепенение угрожает захлестнуть меня. То же онемение во всём теле, что я почувствовала, когда мне сказали о смерти матери. То же, что и в тот момент, когда стражники прижали меня к полу перед судьёй, отправившим меня в Халазар.

— Он… исчез. — Как же мне хочется закричать так, чтобы мой крик наполнил зияющую бездну передо мной. Обломки выглядят так, будто лежат здесь уже несколько месяцев. Это зверство случилось не вчера.

— Здание — да, но люди могут быть живы. — Оптимизм Сайласа — как бальзам.

Он прав. Даже когда моё сердце рассыпается на куски, когда отчаяние тянет вниз, а мысли стремительно вихрятся, я вновь нахожу опору под ногами. Я никому не помогу, даже себе, если сломаюсь.

— Ты знаешь, куда они могли пойти в момент кризиса? —