Сердце на льду - Анна Эйч

– Что вы сказали?

– Говорю, прошу прощения, давайте перейдём к делу, – она выдавливает из себя искусственную улыбку, и Джейкоб с очередным нагнетающим вздохом протягивает ей бумагу.

– Мисс Золотова, несмотря на выдающуюся программу, выполненную на Гран-при, комиссия восприняла ваше поведение во время выступления неприемлемым и отстранила вас от участия в турнире на весь сезон.

Ни одна мышца на лице Сены не дрогнула. Она была готова к чему-то подобному, наверное, отстранение от Гран-при не самое страшное, что могло случиться.

– Понятно, а какие санкции применены по отношению к Мередит? – Зефирка идёт в наступление, и я отдаю ей должное. Зная её характер и юношеский максимализм, она держится вполне сдержанно и по-взрослому.

– Не совсем понял вас? – Джейкоб хмуро сводит брови и спускает очки на кончик носа.

– Мередит Лэнгтон проявила совершенно неспортивное поведение, испортила костюм своего товарища по команде, поэтому я спрашиваю: какие меры будут применены к ней?

– Мисс Золотова, то, что ваш костюм порезала Мередит, нет никаких доказательств. Всё это похоже на внутренние интриги и детское ябедничество. Я ожидал от вас более взрослого поведения.

– Тогда кто? – в голосе Сены слышится напор и раздражение, как струны, натянутые до предела. Мне нужно вмешаться, иначе она наломает дров.

– У меня нет данной информации, но обвинять талантливую фигуристку, надежду нашего фигурного катания, мы вам не позволим! – Джейкоб не настроен защищать Сену, он согласен с решением комиссии и очевидно не хочет ни в чём разбираться.

Кажется, Зефирка была права, я и правда был слишком наивен по отношению к системе. Мои иллюзии плавятся, как лёд под лучами весеннего солнца.

– Обвинять? – Сена вспыхивает, – Ваша «надежда» занималась жестоким буллингом всё время, пока я занималась в центре, а ваш звёздный тренер её покрывает!

– Хватит! – рявкает Самвиль и громко хлопает по столу. – Я не намерен больше слушать ваши беспочвенные обвинения!

Да начнётся шоу, господа, потому что я читаю в глазах Сены воинственность, а это значит, она стоит сейчас с факелом и канистрой бензина у канадского моста к Олимпийской медали. Её ярость – прекрасная и пугающая одновременно, как стихия, которую невозможно укротить.

– А я не намерена терпеть такое отношение к себе! – подскакивает Зефирка и вытаскивает из кармана свой канадский паспорт. – Я приехала сюда показывать результаты и завоёвывать медали, но раз вашей стране этого не нужно, то вот… – паспорт летит на центр стола, словно сброшенная перчатка в древнем вызове на дуэль. – Подавитесь! Мне не нужно ничего от вашей гребаной страны! Я вернусь туда, где действительно учат фигурному катанию, а не занимаются устранением соперников. Встретимся на Олимпиаде, где Россия в очередной раз надерёт задницу Канаде!

С этим красноречивым монологом Сена разворачивается и вылетает из кабинета, оставляя гореть свой шанс на мечту эпичным пламенем, словно феникс, который предпочёл сгореть в огне собственной гордости, чем прогнуться под чужие правила.

– Что я вам говорила? Она неуравновешенная и взбалмошная девчонка, её давно нужно было вышвырнуть из центра! – в голосе Риты звенит металлическое торжество.

Слова Пэлтроу отрезвляют меня, как ледяной душ. Если я раньше сомневался в её предвзятом отношении к Сене, то теперь уверен в нём.

– Кто порезал костюм? – бросаю вопрос ей прямо в лицо.

– Откуда я знаю? – она наигранно усмехается, прикрываясь ухмылкой, как щитом, и добавлет, – Может, сама и порезала, от этих русских всегда одни проблемы.

– Причём здесь её национальность? – давлю на Пэлтроу, удерживая на ней испытывающий взгляд, прожигающий, как лазерный луч.

– Доктор Максвелл, неужели вы думаете, что Мередит или мисс Пэлтроу могли такое совершить? Это просто абсурд! – вмешивается Самвиль, его слова падают в пространство тяжёлыми камнями лицемерия.

– А то, что фигуристка режет свой костюм перед выступлением – это вполне правдоподобно звучит? – вторю я Джейкобу, сдерживая жгучее желание врезать ему по роже.

– Она явно хотела хайпа и внимания, – отмахивается Рита, словно отгоняя надоедливую муху.

– Почему ты поставила её на пресс-конференцию? – выстреливаю своим следующим вопросом, каждое моё слово заряжено подозрением.

– Решила дать ей минуту славы для правильного настроения, и вот чем она мне отплатила. Обвинила в преступлении! – защищается Рита, но её слова не убеждают меня, скользя по поверхности моего недоверия.

– То ты перекраиваешь всю её программу, говоришь отсидеться, то вдруг заявляешь её на пресс-конференцию, выставляя как лучшую фигуристку клуба. Как-то непоследовательно, не находишь?

– Доктор Максвелл, вы на что-то конкретно намекаете? – Рита опирается локтями на стол, демонстрируя полную готовность к словесной схватке. Хитрая стерва.

– Мистер Максвелл, вы, кажется, попали под воздействие неуравновешенного подростка. Прошу вас остыть и принести извинения мисс Пэлтроу. – подключается Джейкоб.

Я не собираюсь прогибаться под это прогнившее общество, даже не имея конкретных доказательств. Для меня уже показатель, что никто из присутствующих не стал слушать Сену. Более того, ни комиссия, ни дирекция комплекса не посчитали нужным самостоятельно провести расследование и узнать, кто порезал костюм.

Всем было достаточно наказать русскую фигуристку, словно она – разменная монета в чужой политической игре.

– Да пошли вы! – выстреливаю и тянусь за паспортом Сены, лежащим на столе, символом её ущемлённой гордости. – Вы и вправду прогнили до основания.

– Мистер Максвелл, я могу вас уволить прямо сейчас! – угрожает Джейкоб, у которого, кажется, сейчас пар из ушей пойдёт, лицо его краснеет, как у вареного рака.

– И сделаете мне большое одолжение. Всего хорошего, коллеги!

Выхожу из кабинета и ускоряю шаг, чтобы побыстрее нагнать Зефирку.

***

– Сена! – я окликаю её уже на улице. Она стремительно идёт в сторону кофейни, где мы с ней познакомились, как ураган, разрывающий привычное течение дня.

– Я не собираюсь брать свои слова обратно! Не нужно меня спаса…

Поворачиваю её к себе и ловлю её губы своими. Мне было это необходимо прямо сейчас, иначе я бы просто взорвался от невысказанных чувств, как перегретый котёл. Всё тело зудит от необходимости прижать её к себе – терпел всё утро, и больше это стало невыносимо, как жажда в пустыне. Короткий, но такой чувственный поцелуй прерывает её попытки сражаться и воевать, и даёт мне пару секунд собраться с мыслями. Её губы – как глоток прохладной воды для умирающего от жажды, мягкие и податливые вопреки всей той ярости, что бушует внутри неё.

– Я верю тебе, – выдыхаю и обнимаю её так, чтобы она уткнулась носом в мою грудь.

– Ага, – тихий голосок прорывается сквозь ткань моего джемпера и приятно согревает кожу.

– Ты в курсе, что назвала мою страну грёбаной?

– Переживёшь, – слышу лёгкий смешок, отдающийся