Пшеничная вдова - Данила Скит

век. Об этом я позаботился, – Реборн оставил сжавшуюся Исбэль и подошел к крепкому столу, еще ни разу не испытавшему его гнев. Если бы здесь был король Бернад, он давно бы уже треснул, – Войны развязываются и из-за меньших причин, чем три корабля, случайно зашедших не в те воды. Но причиной послужили все-таки золотые прииски, обнаруженные в Глаэкоре близ границ вашего моря.

– В Глаэкоре нашли золото? – Исбэль на миг растеряла свою робость, удивленно тряхнув рыжими кудрями, – Когда?

– Достаточно давно, чтобы это узнали те, кто захотел его присвоить. Просто ваш отец оказался быстрее остальных, – Реборн схватил одну из бутылок, щедро плеснув содержимое в стакан, – Король Дорвуд вам не сказал, видимо, чтобы под ногами не мешались. Разумный выбор.

Золото! Исбэль не могла поверить своим ушам. Ее отец развязал войну из-за золота… Нет, она бы не мешалась под ногами, она бы точно смогла уговорить отца не совершать этот безумный поступок. Может, она даже завела бы с дюжину котят и ходила за ним по пятам, тогда он точно бы передумал.

– Блэквуды не отдают своего, – Реборн залпом осушил стакан, – Король Дорвуд это знал. Оторвать от нас кусок можно если только срубить голову с плеч, поэтому он и нанял инаркхов.

– Лорд Антрантес говорил про них, – Исбэль робко встала, – Но ведь многие берут наемников, чтобы вести войны. Что тут такого?

Прозрачная жидкость зависла на полпути ко рту. Пара капель выскочила из стакана и попала на черный хлопок:

– Разве вы о них не слышали?

– Рассказывали, что они очень свирепы, – Исбэль не решилась подойти ближе, но и сесть было не совсем уместно, поэтому просто осталась стоять на месте, – Но меня больше занимает пшеница и торговля, а не махание мечами. Какой в этом прок? Я никогда не интересовалась армией.

– А следовало бы, – Реборн повернулся, – Тогда вы бы знали, каких ублюдков нанял ваш отец и что они творили на чужих землях. Безумово отродье.

Реборн наблюдал, как Исбэль хотела зажмуриться, но вместо этого до боли сжала полы черного плаща, и поджала губы. А потом разлепила их:

– Что же они сделали? Убивали? Насиловали? Сжигали дома? С этим прекрасно справлялась и ваша армия. Чем же она отличается от инаркхов?

– Во-первых, она не так дешева, – усмехнулся Реборн, в его глазах сверкнула ледяная сталь, – Уверен, дешевизна инаркхов и привлекла вашего отца. А знаете, почему они берут за свои услуги так мало? – спросил Реборн и тут же продолжил, – Потому что их Бога опасаются нанимать даже очень отчаянные правители. Добывают свое они в кровавом бою – уносят все, что видят, включая чужие жизни. Для них это не просто убийство – это ритуал, жертвоприношение. Целые деревни вырезаются подчистую, женщины, дети, спящие в своих постелях. Даже один инаркх может натворить много беды. Они не чувствуют боли, их разум затуманен, а ваш отец нанял две тысячи. Две! – Реборн распалялся, стакан в его руках затрещал от напряжения, – Для них нет понятия чести. Злость моих солдат не стоит и сотой доли безумия инаркхов. Моя армия не насилует женщин со сталью в груди, пока они еще теплые, не вынимает детей из животов и не развешивает их маленькие кишки по деревьям, словно гирлянды. Вы же любите детей, так? У них тоже была своя любовь, только она вам совсем не понравится. Что они делали с маленькими красивыми девочками, вам лучше вовсе не знать, – Исбэль дрожала и часто хлопала глазами, будто пыталась сморгнуть слезу, но глаза ее были все еще сухи. Очевидно, ненадолго, – Оставил бы я в живых короля Дорвуда, зная, что его земля окажется такой ядовитой? Что эта проклятая жара будет плавить сталь? Что мне придется жениться на его дочери, не переставая его ненавидеть? – Реборн залпом выпил огненную жидкость. Он опустил стакан на твердое дерево стола так сильно, что послышался глухой удар, а потом треск лопнувшего стекла, – Нет. Я убил бы его еще раз.

Слезы брызнули из глаз Исбэль. Сделав глубокий вдох, будто задыхаясь, она выбежала из шатра, а Реборн не стал ее останавливать. Она бежала и бежала, и слезы застилали ее глаза, вокруг плясала темнота и липли волосы к мокрым щекам. А потом послышался лязг.

– Простите Ваше Величество, не положено, – услышала она голоса стражников после того, как они скрестили перед ее носом оружие. Дальше простирался только темный лес, вокруг лагеря стояло глухое оцепление.

– Пропустить, – послышался еле слышный голос Реборна позади.

Она дошла только до ближайшего дерева, и силы ее покинули. Исбэль сползла по шершавому стволу, опустившись на мокрую траву и обхватила колени руками. Слезам не о чем было разговаривать с темнотой, они просили только выслушать их. Рядом встали молчаливые рыцари, словно призраки, пришедшие судить ее душу. Исбэль знала всех, кто носил темные и светлые латы – даже враг, долго идущий по пятам, рано или поздно становятся другом. Но сейчас она была благодарна темноте за то, что скрывала их лица. В ту ночь она много думала.

Реборн перестал пить, как только почувствовал хмельную голову – он не любил, когда сильно туманится сознание. Уперев ладони о край стола, он согнулся, и черные кудри его полоскали воздух. Теллостос быстро привыкал к весне и уже требовал лето – под ногами возвышалась нежная трава, ее еще не успели основательно вытоптать. Воздух наполнялся свежестью раненой зелени, где-то в шатре начал свой рассказ говорливый сверчок.

Реборн, что же ты делаешь? Ее очарование лишает тебя разума. Ты делаешь безумные вещи. Хотел прикоснуться к огню шелковых волос, а вместо этого довел ее до слез. Умение держать в руках сталь и слушать молчание шлюх в темноте ночи не учит тебя обращаться к благородными леди. И все же… что, если… Исбэль слишком благородна, чтобы унизить его, когда он попытается приблизиться к ней… И он сможет прикоснуться к ее красоте, не боясь быть осмеянным. За долгие годы он достаточно повидал взглядов, в которых безошибочно угадывал и презрение, и любопытство, и жалость. А ведь все они даже не знали правды, имея лишь догадки, и не должны были ненавидеть его только за само существование. Исбэль знала все, но во взгляде ее не было и толики презрения, и ни капли язвительности. Лишь глухая боль, смешанная с ненавистью и грустью. Вряд ли по благородству своему она даже мыслью касалась этой темы. Любая другая на ее месте использовала бы это, чтобы унизить его. Но Исбэль выбрала верность клятвам вопреки собственной ненависти. Может, сделать шаг