Папина дочка - Алайна Салах

Татьяна, кажется, решила взять надо мной шефство: везде пропускает перед собой, то и дело справляется о том, хорошо ли я себя чувствую, объясняя это тем, что я выгляжу немного потерянной. А я не потеряна. Просто жду появления Александра.

Он появляется, когда громкоговоритель объявляет посадку. Идёт навстречу быстрым шагом, на ходу убирая в карман паспорт. Из легких за секунду улетучивается весь воздух. Оттого какой он красивый… и оттого, что вчера он спас мне жизнь и занимался любовью.

Наши взгляды встречаются, и в его глазах мне чудится тот самый отблеск ртути: знак того, что этим утром воспоминания одолевают не только меня.

— А вот и шеф! — громко объявляет Татьяна, заставляя меня вздрогнуть и разорвать зрительный контакт.

Когда я смотрю на Александра снова, его лицо закрыто и невозмутимо.

По очереди поздоровавшись с командой, он поворачивается ко мне.

— Как ты? — теплые ноты в его голосе и участливый взгляд заставляют меня слабеть и плавиться.

— Все хорошо, — отвечаю я, впитывая свечение его глаз и направленное лишь на меня внимание. — Спасибо за новый телефон. А я о потерянном даже не сразу вспомнила.

— Чувствуешь себя нормально?.

Я с готовностью киваю, чтобы он не сомневался. Еще не хватало, чтобы Александр подумал, что мог каким-то образом мне навредить.

Я могла бы стоить и смотреть на него вечность, ища подтверждения, что случившееся между нами — не случайность, но посадка уже началась, так что приходится отвести взгляд и идти.

На салоне бизнес-класса мы снова сидим рядом, но на этот раз в индивидуальных креслах-коконах, в которых каждый пассажир предоставлен сам себе. Между креслами протянута перегородка, которую можно либо поднять, либо опустить. Сейчас она опущена, отчего мне вдруг начинает хотеться переместиться в эконом-класс, где личному пространству совсем нет места, а руки соседа то и дело задевают твои. Соседом, разумеется, должен быть Александр.

Стюардесса улыбается, предлагает финики и кофе по-арабски, я машинально благодарю ее и пристегиваю ремень.

— Выспалась? — Голос Александра звучит так, чтобы его могла услышать только я.

— Да, — я выглядываю из-за ширмы. — А ты? Совсем не спал? Татьяна рассказала мне про береговую полицию… А еще встреча с турками…

Я смолкаю, заметив, как его телефон, лежащий в его подлокотнике, вспыхивает.

Александр подносит его к глазам, хмурится, и после короткой заминки прикладывает его к виску.

— Да, привет. Все в порядке. В самолете… — фразы вылетают из него напряженно и отрывисто. — Да… Да… У нее возникла проблема с телефоном… Да, хорошо…

Я больно кусаю губу, понимая, с кем он говорит. Человек, о котором я едва ли вспомнила за это утро, хотя и должна была. Марк.

— Это Марк, — Темный взгляд Александра прожигает меня насквозь, но в нем нет ни тени упрека. Рука с протянутым ко мне телефоном направлена прямо на меня.

Горло пережимает так, будто ремень безопасности поднялся выше ключиц. Я осторожно забираю смартфон, и на долю секунды наши пальцы соприкасаются.

— Привет, — голос Марка звенит нескрываемой радостью. — Все утро не могу до тебя дозвониться. Вы в самолете? Сейчас пару часов поработаю и выезжаю в аэропорт. Сходим куда-нибудь или ты захочешь отдохнуть с дороги? Я соскучился очень.

— Я тоже, — машинально выговариваю я, глядя перед собой.

В голове панически стучит: Марк… Что же мне теперь делать с Марком?

52

Зал прилёта шумит и переливается, как огромный улей. Гул голосов, детские вскрики, монотонные объявления из динамиков на трёх языках. Люди: одни в куртках и свитерах, другие в футболках и шортах, напряженно курсируют по периметру.

Мы с Александром идём рядом, разделенные невидимой стеной. На его лице — маска сдержанности, на моем — благодушия, призывающая окружающих поверить в то, со мной все хорошо.

Последнее — ложь, ибо лишь неустанное обращение к здравому смыслу сдерживает меня от паники. Так я себе мысленно и твержу: Александр ведет себя отстраненно, потому что рядом сотрудники, которым ни к чему знать о его личной жизни. Пожалуйста, не придумывай трагедии там, где ее нет. Полтора года назад все было по-другому. Вчера ночью он называл тебя «самой лучшей» и занимался с тобой любовью. Александр бы никогда не стал разбрасываться такими словами. Для чего ему это?

Лента багажной карусели оживает, первым выезжает мой чемодан. Александр, оттеснив подоспевшего Дениса, забирает его сам и ставит передо мной. Наши взгляды встречаются. Я роняю шершавое «спасибо» и хватаюсь за чемоданную ручку, как за спасательный круг.

Знаю, мечтать сейчас о таком глупо, но… Как же бы мне хотелось, чтобы Александр вдруг обнял меня, так же как ночью в машине, и коснулся губами моего лица. Хочу ощутить себя такой же счастливой и умиротворенной, и чтобы этот ненавистный сомневающийся гул в голосе наконец стих.

Ничего такого он разумеется не делает, и вместо этого помогает Татьяне и Ольге с багажом, после чего мы все вместе направляемся к зоне встречающих.

С каждым шагом конечности тяжелеют, а дышать становится сложнее. Сквозь стекло я вижу Марка.

Он в моей любимой куртке из кожи-наппа, с радостной улыбкой и букетом ярко-красных роз. Чувство растерянности и вины подбирается к горлу. В самолете все мое внимание вопреки всему было сосредоточено на Александре: то на воспоминаниях о минувшей ночи, то на причинах, по которым он продолжает держаться отстраненно. Тогда эмоции были еще слишком свежи, чтобы так запросто переключиться на другое. Но сейчас, когда спустя недельного отсутствия я снова вижу Марка, такого теплого и близкого, не брать его в расчет больше не получается.

— Пап! — Радость в его голосе неподдельная, искренняя. — Каролина!

Он в два шага оказывается рядом с нами. Обняв, вручает букет мне, затем протягивает руку отцу.

Оглушенная паникой и волнением, я смотрю, как Александр отвечает на рукопожатие, которое в следующее секунду трансформируется в крепкое мужское объятие.

— Информацию на табло так долго обновляли. Я уже начал переживать, когда рейс задержали, — тараторит Марк, переводя сияющий восторгом взгляд на меня. — Хорошо долетели? Я соскучился очень.

Я потерянно сжимаю в руках букет, не зная, как себя вести и куда деть взгляд. Марк думает, что между нами все по-прежнему и не подозревает о том, как сильно изменилось моя жизнь за последнюю неделю. Что я уже совсем… далеко не та, какой была перед отъездом. Но как ему об этом сказать? И когда? Уж точно не сейчас.

Александр, словно почувствовав мое замешательство, отвечает сам.

— Долетели хорошо. Пять часов в полете вполне терпимы.

— Ну и отлично. — Ладонь Марка опускается на