Уроки во грехе - Пэм Гудвин

Из его груди вырвался вздох, сдавленный рык. Его пальцы на моей шее расслабились. Кулак в волосах разжался, и он погладил мое лицо. Его движения замедлились, перешли в раскачивания, а взгляд стал более осознанным.

Его жестокая плотская натура затаилась в глубине, а его действия стали более спокойными и сдержанными. И эта иллюзия контроля была опасной.

Положив ладонь мне на щеку, он с дьявольской точностью всаживал член мне в рот, вторя моему вожделению. Все, чего я хотела, было прямо передо мной, и он смотрел на меня с чем-то, напоминающим благоговение.

Как я не упала в обморок? Чувственные очертания его губ, волевой подбородок, тень щетины, растрепанные каштановые волосы, достаточно длинные на макушке, чтобы их можно было схватить и потянуть в порыве страсти – он был воплощением идеального мужчины, будто высеченной скульптором из дорогого мрамора. Мастерское произведение искусства, созданное во славу божественной красоты.

Я чувствовала, что стоять на коленях с его членом во рту – это привилегия. Давление в горле нарастало. Его вкус у меня на языке. Утробные звуки, что вырывались из его груди лишь для меня.

Его сильные ноги напрягались, когда он двигал бедрами. Твердое дерево впивалось мне в колени. И мои руки проводили по отточенным мышцам его тела, исследуя, пока я наконец на добралась до его упругой задницы.

Помоги господи, мои пальцы отворили ворота в рай, проводя по округлостям и впиваясь в крепкие мускулы. Когда я проникла в горячий промежуток между ягодицами, он сжал мышцы так, что чуть не сломал мне пальцы.

Я вскликнула, но он заткнул меня, войдя еще глубже мне в рот. Ритм его движения ускорялся, я сосредоточилась на том, чтобы сосать, вращая языком и приоткрывая вход в горло. Это сводило его с ума, и я знала, что он уже близко.

Он надавил, целеустремленно двигая бедрами, жаждая освобождения. Рычащие, животные звуки, что вырывались из его горла, были самыми сексуальными из всех, что я слышала. Непристойные. Грешные. Опасные.

Его руки контролировали мои движения, он дернулся, его горячие яйца, лежащие на моем подбородке, напряглись.

И он кончил, боже правый, ничто не могло заглушить его громкое сбивчивое дыхание. Он вошел на полную длину, откинул голову назад и обильно кончил соленой спермой.

Еще секунду он судорожно вдыхал воздух, лениво трахал меня в рот, словно пытался выдоить все до последней капли.

– Черт. – Он бессознательно поглаживал меня по щекам и смотрел на меня затуманенным взором; языком я чувствовала, как пульсирует его член.

Окончательно разрядившись, он медленно вынул его. Наклонился ко мне, в его голубых глазах мелькнул огонек жестокости; он взял меня за подбородок и притянул к себе.

– Глотай.

Я оттолкнула его руку и открыла рот, высунув язык.

– Уже.

Он рывком поднял меня, поставив мускулистую ногу между моих ног. Крепкими руками он прижал мои запястья к стене. Когда он поцеловал меня, его жесткие губы окутали мои со страстью, его язык жадно вторгся мне в рот, завоевывая каждый его миллиметр.

Меня никогда никто так не целовал. Его губы словно занимались любовью с моими так искусно и с таким жаром, что это казалось внетелесным опытом. Словно мы попадали в иное пространство, сплетаясь и паря в царстве, сотканном лишь для нас двоих.

Он положил одну ладонь мне на горло и другую – мне на затылок, наклонив мою голову так, как ему было удобнее. Он целовал меня, держа мою голову руками властно, сильно, сексуально.

Мои губы подчинялись его губам. Мой взгляд встречался с его взглядом. Мои пальцы сжимали его мускулистые предплечья, а все мое тело обмякло в его сильных объятиях. С каждым нажимом его теплого языка моя киска все больше увлажнялась. Его горячий рот высекал во мне искры, и через несколько секунд он уже поднял меня, прижал к стене, потянулся к моей юбке и раздвинул мне ноги.

Его твердый член прижался к моим намокшим трусикам, готовый, выжидающий.

«Прошу, не медли».

Мне было неважно где и как. Единственное, что имело значение – это «кто». Это должен был быть он. Казалось, будто я всю жизнь только того и ждала, чтобы этот мужчина взял меня всеми возможными способами.

Его суровый взгляд пронимал меня. Он запустил палец под ткань трусиков, отодвинув тонкое препятствие. Он пристально смотрел на меня, придерживая меня за талию, прижимая член к моему лону.

У меня перехватило дыхание, у него тоже.

Он медлил, я заерзала, его пальцы подрагивали.

«Черт тебя возьми, не надо раздумывать. Трахни меня, Магнус. Прошу тебя».

– Тинсли? – Голос отца Исаака донесся с другой стороны двери. – Ты еще тут?

Мое сердце замерло, потом снова забилось и ушло в пятки. Я оттолкнула Магнуса, но он не пошевелился. На его лице не было ни единой эмоции. Никакой реакции. Он был в шоке?

Я несколько раз нервно сглотнула, в надежде, что мой голос будет звучать как обычно.

– Здесь. Я почти закончила.

– Ты с отцом Магнусом? – Звук его шагов перемещался к соседней кабинке. – О, вижу. Его тут нет.

– Ему пришлось отойти. – Я еще сильнее толкнула Магнуса в грудь, пытаясь разжать его руки. – Ему, кажется, надо было в туалет.

– Можешь исповедоваться в другой раз. Мне нужно возвращаться в кампус.

Дверная ручка повернулась.

Черт, черт, черт.

– Ага. – Я схватила ручку и зажала ее. – Я только закончу молиться. И приду.

У меня почти был секс.

В исповедальне.

Со священником.

Самое время для молитвы.

Старый священник поплелся прочь, а я повернулась к Магнусу.

Он не был шокирован. Его лицо скривило от отвращения. От сожаления. Стыда.

В груди у меня все сжалось, а разум закружился. Но вместо того чтобы сосредоточится на всех этих «если бы…», я сосредоточилась на том, что надо сделать сейчас.

Шаги отца Исаака. Выражение лица Магнуса. Тяжесть его взгляда. Его рука на моей щеке. Я смахнула ее прочь. Моя юбка. Надо поправить. Белье. Рубашка. Волосы. Все вроде в порядке.

К тому моменту, как я взялась за ручку двери, в груди образовался болезненный ком, а пульс замедлился.

Я не могла не обернуться.

Обернувшись, я посмотрела на его сжатую челюсть, на прямую линию его сомкнутых губ, на высокомерие в его идеальных чертах, на его глаза. Я чуть было не отчаялась, увидев в них раскаяние.

Что ж, чувство вины было как раз к месту. Он мог просто преклонить колени,