Там, где нас нет - Альвин Де Лорени

же самым телекинезом я потрамбовал якоря поглубже в грунт. Ёрочка выбрал слабину и мы встали. Перед нами раскинулась обширная глубокая бухта. В трёх кабельтовых, у самого берега, у дощатого пирса покачивались на мёртвой зыби мачты нефов, флейтов, каракк, каравелл, ещё каких-то произведений судостроителей, чему я и названий-то не знал. Лодки и лодки. Корабли и корабли. Бухта была полна рыбацких лодок, посыльных судёнышек, корабельных шлюпок, сновавших туда и сюда. Далеко в неё мы заходить не стали, встали на внешнем рейде. Но мористее нас на якорях стояла ещё пара кораблей мимо которых мы прошли. Оба под зелёными с красным кругом военными флагами.

На холме, покрытом тропической зеленью раскинулся городок. Белели белёные домики под рыжими черепичными крышами. За пышной растительностью, белея колоннами, прятался просторный дом наместника. Рядом виднелись дома богатых горожан. Дальше в полупрозрачном мареве влажного морского воздуха темнели невысокие вершины давно погасшего вулкана. Кораллового рифа у бухты не было — видимо, работа искусников, удаливших его для удобства судоходства.

Я оделся, выбрав чёрный как ночь, костюм с шёлковой чёрной же вышивкой, ослепительно белая сорочка с кружевным отложным воротником, была повязана на шее шёлковым платком, в который я заколол брошь с крупным бриллиантом, кружевные манжеты прикрывают пальцы почти до самых кончиков, на безымянном пальце правой руки перстень Шиарре, на плечи накинут алый плащ менталиста (всё-таки ректор хорошо придумал, закрепив за нами этот цвет), в руки трость Мефистофеля и, шевельнув пальчиком, спустил на воду небольшую шлюпку. Всем остающимся разъяснил, что сейчас по-быстрому смотаюсь на берег к капитану порта и все желающие сойдут и смогут прогуляться. Само собой, за исключением вахтенного. А им у нас был в этот раз Сиджи.

Шлюпка ткнулась носом в выбеленные доски причала, я соскочил на берег, по щелчку пальцев судёнышко телепортировалось к биландеру и сейчас же Ёрочка привязал его за кормой.

Вот и твёрдая суша под ногами…

У капитана порта всё прошло благополучно и быстро. Без очереди. Когда имеешь возможность вот так, походя, воздействовать на людей, то как-то не заботят проблемы очерёдности регистрации в порту. Узнав, что Амрум посетил маркиз Аранда, капитан любезно раскланялся и порекомендовал гостиницу, по его словам, лучшую в городе. Ну, ну, посмотрим… надо ли оно нам.

А также капитан высказался в том смысле, что его превосходительство, наместник Южных островов будет несказанно рад увидеться с таким высоким гостем как его светлость. Вот нисколько не сомневаюсь! А уж как Ральф обрадуется! Тем не менее, приличия требуют, чтобы я посетил его превосходительство.

За несколько геллеров местные мальчишки альфы и омеги вперемежку, с выгоревшими добела под лучами Эллы волосами, босые и загорелые до черноты, галдя, повели меня по улицам вверх от порта, показали гостиницу и подтвердили, что и правда она лучшая в городе. Сняв несколько номеров, расположенных рядом, я переместился на биландер.

— Итак, кто желает сойти на берег?

После трёх дней плавания желали все. Даже Ёрочка и Машка.

В мгновение ока переместив всю нашу компанию по знакомым меткам, все, кроме меня заселились в номера, оказавшиеся довольно неплохими. Достаточно сказать, что в каждом из них была ванная и туалет, что для средневековья просто невероятно. Кошка тут же сквозанула, как они это умеют, по своим делам. Типа, я тут осмотрюсь, что да как. Даже в гостиницу заходить не стала. Ну, пусть проветрится. Ей надо.

— Оме Лисбет, Эльфи, нам надо нанести визит вежливости к наместнику. Говорят, его превосходительство весьма щепетилен в вопросах этикета.

— Оме, я то вам зачем? — высказался Эльфи.

— Как? А мой Личный Слуга у нас кто?

— Ну… я… но Ингрид, я же не могу его оставить.

— Можешь. В конце концов, есть Вивиан, Лизелот, наконец… Правда ведь, оме Лисбет, Лизелот сможет помочь с маленьким?

— Конечно-конечно, оме Ульрих, — с готовностью откликнулся Лисбет, — н-но… может быть, мне можно будет не ходить? Там опять всё это будет…

Это он про великосветское лицемерие. Наместник неискусник и для Лисбета мучительно находиться в подобной атмосфере. Физически. Моя-то шкура давно уже продублена ложью, двусмысленностями и умолчаниями. Я и сам могу дать фору и наплести кому угодно, что угодно, не взирая, искусник передо мной или нет. А уж отпрепарировать чьё-то сознание…

— Хм… Да, может быть и не стоит вам всем там быть.

Приняв душ и отдохнув на просторной кровати в прохладном номере — стены были толщиной более метра, я дождался окончания сиесты и отбыл к наместнику. Один.

— О! — восторженно раскрыл глаза наместник Бергер фон Балк, идя мне навстречу. Эмоции альфы, естественно, были напускными. В глубине его сознания таился страх. Страх за сына, себя и своё семейство. О произошедшем на балу он знал — непутёвый сынок прискакал к нему под крылышко и рассказал о конфликте с маркизом Аранда.

— Я так рад, что вы, ваша светлость, нашли время посетить наш город! — разливался наместник.

— Да-да… господин фон Балк… да-да, — отвечал я, внимательно разглядывая лицо альфы. И под моим взглядом он менялся. Слащавая улыбка пропала, дрогнули руки, которые он тянул ко мне, пытаясь радушно приобнять, ну, или подойти к ручке.

А ты ведь знал, чем твой сынок занимается. Зна-ал. Сколько денег было потрачено для прикрытия «грешков». Ты и сейчас меры принял… как тебе кажется, решительные. Что?!

Стоять! Тварь!

— «Оме Лисбет!» — воскликнул я телепатически, — «Эльфи! Ют! Виви! Веник!».

Прикрыв глаза, я потянулся телеметрией в гостиницу ко всем там оставленным моим. Ф-фух-х! Все на месте. Собираются прогуляться.

— «Все на корабль! Вопросы потом!»

— «Сиджи! Мы отплываем! Срочно!» — полетела моя команда старшему помощнику, оставшемуся на вахте на биландере.

Бергер стоял в огромном зале наместнического дворца перед высоким оме в чёрном как ночь шитом шёлком костюме (алый плащ оме оставил в прихожей), солнечный зайчик играл на крупном бриллианте, заколотом в шейный платок маркиза, так, что порой резал глаз. Зелёные змеиные глаза без белков не отрываясь разглядывали фон Балка, взмокшего под камзолом. Казалось, нечеловеческий взгляд оме выворачивает душу наизнанку, заставляет против воли говорить, признаваться во всём — что совершал когда-то и не совершал, а только подумал. Ох-хо-хо! Страшно-то как. С искусниками не так, там достаточно держать язык за зубами или отделываться ничего не значащими фразами — и прокатит! А здесь впору руками рот прикрывать — так подмывает рассказать про себя всё.

Но вот лицо оме неуловимо изменилось, превратившись в холодную нечеловеческую каменную маску, он неожиданно громко стукнул в паркетный пол своей тростью красного дерева с золотым набалдашником в виде