Венчание - Галина Дмитриевна Гончарова

— Любавушка? — Варвара заглянула в дверь, оценила картину и тут же дверь прикрыла за собой, засов опустила. — Неужто упрямиться вздумал, дурак этакий?

— Упрямился, Варенька. Эх, жаль, яда капли самые остались, и нового не достать. Это мне из Рома самого привезли, царапины хватает и действует практически сразу.

— Так может, Бориса и… оцарапать?

Любава губы поджала.

— Без тебя я никак не догадалась бы.

Варвара головой покачала.

— А все ж таки?

— На Макария посмотри.

Варвара на патриарха взгляд бросила, поежилась… жуть как она есть, весь синий, язык высунут, на губах пена засохла…

— Такое людям не покажешь.

— То-то и оно… дураку понятно — отравили. Мигом шум поднимется… да и мало у меня яда. Считанные капли остались в перстне. Может, на одного человека хватит, а может, и того не хватит, к сожалению.

— А еще приказать привезти?

— Не получится. Это из Рома, там у них было целое семейство отравителей. В результате их просто перебили, а кольцо… оно долгий путь прошло. Секрет яда утрачен.

Кольцо подарил Любаве Рудольфус Истерман в знак истинной любви. Или… в надежде, что не выдержит государыня, да и оцарапает или мужа или пасынка.

Выдержала, потому как отлично понимала — первое подозрение, и не жить ей. За такое… кому выгодно? Царице?

Отравительница? Ведьма⁈

А ведь в ее случае… покамест не подозревают, она жива и в палатах. А как только заподозрят, да искать начнут… ведь найдут все, что не хотелось бы показывать.

Ой как хорошо найдут!

Так что Любава рисковать не стала, лежало кольцо, да и своего часа ждало. Дождалось.

А яда там и правда — чуточка. Хотя Макария отравить… риск был, конечно. Но ежели что, у Любавы и клинок был, только рисковать не хотелось. Не привыкла она сама убивать, чаще чужими руками справлялась.

— Что с ним делать-то теперь, Любушка?

— А что мы сделать можем? Федьку позови, да пусть этого… Михайлу возьмет с собой. Вытащат они тело, да и в Ладогу сбросят.

— А Михайлу потом… тоже?

Любава головой качнула.

— Нет. Пусть остается, пригодится еще. Вроде как Федору он верен, сыну свои люди понадобятся вскорости.

Варвара кивнула задумчиво.

— Хорошо, позову сейчас.

Вышла боярыня, Любава на Макария посмотрела, рядом с ним на колени опустилась. Обыскать покамест тело, вдруг на нем чего интересное обнаружат? Опять же, перстень снять пастырский, крест золотой, тяжелый, чего их в реку выбрасывать? Глупо сие… и надо Федьке сказать будет, чтобы раздели Макария, одежду на лоскуты порезали, да и в реку кинули. Мало ли голых стариков в реке выловить можно? Не опознают его никогда, да там и рыба постарается, и раки…

Страшно Любаве не было, брезгливо — тоже. Она боролась за свою будущую власть над Россой.

* * *

Навек Михайла запомнит эту ночь.

Мамочки, страшно-то как!

Сидишь ты у царевича, в карты с ним играешь, в игру новомодную, из Франконии привезенную, винцо попиваешь, жизни радуешься, а тут Варвара Раенская входит.

— Феденька, Мишенька, вы государыне царице надобны.

— Матушке? — Федор на дверь покосился недовольно. Михайла даже знал почему, Аксинья ждала его. Послушно ждала, сидела, Федор обещал ее плетью выпороть, когда уснет или не дождется… нет, не сочувствовал ей Михайла. Она чего хотела, то и получила, а что Федька к тому приложен… думать надо было. Зависть — она к добру не приводит, особенно зависть подлая и пакостная.

— Матушке, Феденька. И скоро не вернетесь вы, может, часа через три или четыре.

— Хорошо, тетушка.

Федор еще раз подумал, но Аксинье ничего говорить не стал, просто дверь снаружи запер. Пусть жена сидит и ждет… нет-нет, с Устиньей никогда б он так не поступил! Устеньку любит он! А Аксинья… сама напросилась, вот и поделом ей, дурище! Встал, да и пошел за теткой, а Михайла за ним. Коли надобно… просто так царица Любава звать не станет.

А на секунду еще и разочарование кольнуло.

Вот бы Устенька звала, не Любава… бегом бы побежал Михайла! Но — чего нет, того нет.

* * *

Знал бы Михайла, куда зовут, побежал бы в другую сторону. Не ожидал он патриарха, мертвого… отравленного, и царицу над ним. Тут и гадать нечего — яд подсыпала?

Наверняка.

Вот гадина!

Вслух Михайла не сказал ничего, поклонился молча, на Любаву уставился. Мол, жду приказаний.

Царица оценила по достоинству, вслух не сказала ничего, а улыбнулась Михайле ласково.

— Мальчики, тело вынести надобно, да в реку скинуть. Знаете как сделать, чтобы не всплыло?

Михайла кивнул. Знал он, только вот…

— Нож бы мне, государыня. Мой небольшой, не получится им такое сделать.

Живот — вспороть.

Кишки и мочевой пузырь проколоть.

Тогда не всплывет уж, можно бы и камушек потяжелее, да ненадежно это. Река ж… тут коряга, здесь омут, там рыбина… всплывет тело и где и когда не надобно, шума понаделает.

— Варя…

Варвара Раенская за дверью исчезла, пришла с тесаком вида жуткого.

— Подойдет?

— Благодарствую, боярыня.

— Можешь мне его не возвращать, не надобен более.

Михайла язык прикусил. Да, после патриарха, колбасу таким резать, наверное, неудобно будет? Вместо этого на Федора поглядел.

— Царевич, ты сможешь его за ноги взять?

— Смогу.

— Сам бы отволок, да дохлятина завсегда тяжелее, чем при жизни.

Федор рожу скорчил, патриарха за ноги взял, да и потащил в потайной ход. Михайла ждал, пока дверь за ними закроется, потом по ступенькам спустился, только потом рот открыл.

— Меня убивать будешь, царевич? Попросить можно? Яда не хочу, лучше честная сталь и от твоей руки, когда дозволишь.

Федор аж патриарха из рук выпустил, ну и Михайла тоже, так и загремел труп в грязь.

— Рехнулся ты, что ли?

— Отчего ж? Разве после такого меня в живых оставят?

— Мне верные люди надобны, а ты свою верность сейчас еще раз доказал.

— Царевич, а спросить дозволишь?

— Спрашивай, — парни тело подобрали, далее потащили.

— Борис от яда умрет — или от кинжала?

Федор второй раз труп выпустил.

— Догадался?

— Чего тут не догадываться? Только меня не посылай, рука не дрогнет у меня, а вот умений всяко не хватит, не умею я убивать.

Соврал, конечно, ну да и