Красная шапочка для босса - Алёна Амурская

- Ты голодна? Угощайся.

- Послушайте... - раздраженно вздыхаю я, плюхаясь в кресло. - Если у вас есть что сказать - говорите. Я сюда не есть пришла. Да и всë равно у меня нет аппетита!

- Понимаю, - невозмутимо кивает Алла Дмитриевна. - Ты слишком взбудоражена и, как я поняла, только что поссорилась с моим внуком..? Я видела в окно, как полчаса назад он умчался в город, как угорелый.

Услышать от свидетельницы бегства Волчарина прямое тому подтверждение становится для меня новым ударом. И я не выдерживаю.

Срываюсь.

- Н-нет, мы не ссорились... - тихо давлю первый всхлип, и чувствую, как поникают мои гордо расправленные плечи. - Он просто... просто меня бросил, Алла Дмитриевна. Даже не поговорил по-человечески... и я не понимаю, за что!

Вижу сквозь слезы, как ползут вверх ее красивые тонкие брови.

- Не может такого быть, - скептически качает она головой. - Уверена, что это какое-то недоразумение. Максим никогда бы так не поступил... тем более, по такому поводу.

Отворачиваюсь в сторону, изо всех сил стараясь взять себя в руки. Как же невовремя я расклеилась!

- Он сам вчера дал понять... что терпеть не может разговоры.

- Да, - вдруг соглашается бабушка Волчарина. - Выяснять отношения он не любит. Как и все мужчины. Но это не значит, что он бы сбежал вместо того, чтобы высказать неприятную правду девушке в глаза. Наоборот, у него всегда были проблемы как раз из-за вот такой правдивости. Так что обычно на него злились исключительно по поводу... м-м... как бы это помягче сказать... открытого проявления равнодушия. А никак не из-за молчаливого бегства. Это даже как-то смешно - подозревать его в такой нелепости. Особенно учитывая то, что вчера я своими ушами слышала, как Максим объявил тебя своей девушкой. А мой внук - не из тех, кто просто так разбрасывается громкими заявлениями.

Я мрачно кошусь на нее исподлобья, и в глубине души у меня смутно начинает теплиться слабая надежда... пока непонятно, на что.

- Тогда вообще не понимаю что творится в его голове! - признаюсь расстроенно и неожиданно для себя начинаю откровенничать: - То он мчится меня спасать из разных передряг и проблем, то игнорит... то вроде бы ревнует из-за чужого букетика... обзывает его какой-то «жалкой цветочной взяткой» и рвется заменить... а потом привозит к себе домой... чтобы утром сбежать! Вот как его понимать?

Алла Дмитриевна пару мгновений смотрит на меня, барабаня тонкими пальцами по идеально белоснежной чашке... и на ее губах неожиданно проступает намек на едва скрываемую непонятную улыбку.

- Ты уверена, что он хотел подарить тебе другие цветы? Он предлагал это вот так, прямо в лоб?

- Ну конечно, - я недоуменно пожимаю плечами. - Представьте себе, он вырвал несчастный букетик у меня из рук и раздавил его ботинком! Это было... э-э... уж слишком странно, как по мне.

Тихий радостный смех бабушки Волчарина только усиливает мое недоумение.

- Мариночка, - говорит она, отсмеявшись, - я тебе сейчас кое-что расскажу, но это должно остаться только между нами. Я могу рассчитывать на твою деликатность?

- Конечно, - озадаченно моргаю я.

Даже не представляю, что за повод так явно обрадоваться она нашла в моих жалобах на ее внука.

- Тебе следует знать только одно... - начинает Алла Дмитриевна, тщательно подбирая слова. - У него очень... сложные отношения с матерью. Она была моей невесткой, пока мальчику не исполнилось пять лет. Потом она подала на развод и ушла.

- Он говорил мне это однажды, - настороженно киваю я. - Мельком, когда мы ездили по делам на конюшню. Я работаю у него помощницей.

- В самом деле? - приятно удивляется бабушка Волчарина. - Не думала, что новая помощница - это ты. Любопытная рокировка... Не знаю, конечно, как обстоят с этим дела у тебя, но Валерия абсолютно точно не подходила на эту должность. Она слишком нагло качала права через постель, а для здоровой рабочей среды это крайне деструктивно. Надеюсь, ты это понимаешь.

- Понимаю, - нетерпеливо киваю я. - А что же насчет... ну, Максима? После того, как его мать ушла?

- Мальчик остался на попечении отца, который полностью доверил его воспитание мне. Вот только некоторые вещи уже было не исправить. Он слишком сильно был привязан к матери, и она успела катастрофически глубоко внушить ему некоторые вещи, которые Максим теперь плотно ассоциирует с ней. И, полагаю... до сих пор ненавидит.

Пока она говорит всë это, я вдруг так ясно и четко представляю этого маленького пятилетнего мальчика, брошенного собственной матерью, что у меня сердце сжимается от боли за него.

- О каких вещах вы говорите, Алла Дмитриевна? - умоляюще шепчу я. - Максим говорил только, что его мама любила верховую езду и его приучила... но в этом же нет ничего такого, правда?

- Нет, моя дорогая, - качает головой бабушка Волчарина. - Это тут совершенно ни при чем. Все дело в цветах.

Такого ответа я никак не ожидаю и тупо таращусь на нее в попытке понять, что бы это значило.

- В цветах..?

- Да. У матери Максима был пунктик на этом. Она каждый день внушала ему, что любой настоящий мужчина просто обязан каждое утро дарить важной для него женщине красивый букет. Называла это подношение «цветочной взяткой». И требовала, чтобы Максим с чувством и, знаешь, таким особо торжественным пафосом произносил при этом три слова... Это хорошие слова. Они нравятся всем женщинам. Но если извратить их употребление до такой степени, как это сделала она, то может произойти... то, что произошло с моим мальчиком. Он эти слова буквально возненавидел.

Я с ужасом смотрю на бабушку Волчарина и еле слышно выдавливаю:

- Алла Дмитриевна... пожалуйста, скажите мне... вы имеете в виду слова...

- Ты уже догадалась, я вижу. Замечательная фраза «Я тебя люблю», не правда ли? Очень печально, когда еë используют, как орудие наказания. По-моему, это самое настоящее преступление.

- Господи... - я стискиваю пальцы, не в силах выразить оторопь и ужас, которые испытываю от услышанного.

- Она заставила его