Квартира №16 - Татьяна Ларина

— Знали, как лучше для меня?! — срываясь на крик, я повернулась, чтобы взглянуть в глаза женщине, которую двадцать четыре года звала матерью.

— Алиса, ты думаешь, мне было легко? У меня сердце кровью обливалось, когда тебя видела: маленькая, несчастная, а когда ты побрилась наголо… — голос мамы все-таки дрогнул, и на ее лице появились эмоции.

— Из-за тебя, — отчеканила я, не тронутая первыми мамиными слезами.

— Но в результате! В результате-то все наладилось. И у тебя, и даже у этого парня.

— Теперь я понимаю, почему он устроил весь этот спектакль в ресторане, — усмехнулась я и опустилась на стул, чувствуя, как подкашиваются ноги. — Он хотел утереть нос тем, кто отобрал у него жизнь. Хотел показать, что его не сломили…

— Это было отвратительно, дочь. А Костя должен был тебя защитить, а не смотреть, как этот мерзавец тебя оскорбляет.

— Костя все сделал правильно, он знал, что ответить должна я. В отличие от тебя и отца, он понимает мои чувства.

— Дочка, не будь жестокой…

— Нет, Элеонора Викторовна, с этого дня я вам не дочь!

Мне было противно видеть мать. Эта женщина не вызывала больше ничего, кроме омерзения. Своим поступком она дважды убила родную дочь, в первый раз — отобрав любимого, заставив почувствовать себя ненужной вещью, которой попользовались и выбросили за ненадобностью, а второй раз — сейчас, дав понять, как сильно я ошибалась все эти годы.

— Ты отказываешься от родной матери? — ошарашено переспросила она.

— Я тебя ненавижу. Ненавижу всем сердцем, — не отводя взгляда, проговорила я и пошла прочь с кухни.

А я бы, Лисенок, за тебя порвал любого!

Денис… Я должна с ним поговорить, объясниться, попросить прощения за мать, хотя она не заслуживает прощения. Я должна. Сегодня же.

Глава 20. Разбитая рамка

Точка невозврата. Я достигла ее в тот момент, как узнала, что мои родители поступили, как последние сволочи, сломав жизнь молодому парню только потому, что он осмелился закрутить роман с их дочерью. С этого дня у меня не стало ни матери, ни отца.[4]

Я кинула на кровать большую дорожную сумку и стала собирать свои вещи. Только основное, то, что покупала сама со стипендии и зарплат с подработок, или подаренное Костей. От родителей мне ничего не было нужно. К счастью, машину покупали не они. Мой старенький фольксваген отдал мне дед, после операции на глаза.

— Алиса, ты куда собралась? — удивилась мать, видя меня в коридоре с вещами. Когда я ушла к себе, она осталась на кухне. Видимо, думала, что я успокоюсь. Только на этот раз ошиблась.

— Я здесь не останусь ни минуты. Повторяю, с этого дня у вас с отцом нет дочери, — холодно ответила я и шагнула к двери, но женщина, которую некогда я звала матерью, перегородила проход.

— Как ты так можешь? Я носила тебя под сердцем девять месяцев, мучилась рожала, воспитывала, кормила и поила… Что за человек может отказаться от родной матери? — эмоции, наконец, взяли верх над ее холодностью, и она позволила себе слезы.

— Вы с отцом не имели права так поступать, — стараясь оставаться спокойной, ответила я, хотя внутри все переворачивалось от боли. Я не могла простить родителей, но при этом ненавидела себя за то, что говорю подобные вещи.

— Мы сделали это ради тебя. Ради твоего блага, Алисонька. Все же получилось. Все равно вы бы разошлись, детская любовь не бывает вечной. Только подумай, какая бы была твоя жизнь, если бы ты тогда осталась с этим детдомовцем…

— Так ты знала, что он сирота? — поразилась я, последняя надежда, что в матери было хоть что-то человечное, испарилась.

— Я должна была все про него выяснить, — стала оправдываться мать. — Он тебе не пара и никогда ей не был. Не тогда, так потом угодил бы в тюрьму. Что с таких взять? Детдомовская шушера.

— Знаешь, я бы могла понять и попытаться простить вас, если бы вы просто рассорили нас с Денисом, запретили бы встречаться, наказали меня, посадили под домашний арест, в конце концов. Но я не могу простить, что вы сознательно сломали жизнь человеку! Самое малое, что вы с отцом можете сделать, это выпросить у Дениса прощения. А ты должна сделать все, чтобы с него сняли это липовое обвинение. Дай показания…

— И потерять свою практику?! — ужаснулась мама, приложив руку к груди со стороны сердца, будто мои слова чуть не вызвали приступ. — К тому же, дорогая, приговор был вынесен и исполнен. Прошло шесть лет с суда.

— Боишься только за себя! Какая же ты эгоистка! — я подняла с пола сумку и шагнула к двери, но мать снова схватила меня за руку.

— Алиса! Одумайся! Я же тебя люблю! Ты самое дорогое, что есть у нас с отцом, — она крепче, почти до боли сжала мою руку и не дала ее вырвать, отчаянно потянув меня на себя. — Дочка, не уходи! Пожалей нас с папой! Меня пожалей!

— Я останусь только в том случае, если ты все исправишь. Расскажи о том, как подставила Дениса. Добейся, чтобы с него сняли обвинения и признали невиновным. Кстати, за то, что он отсидел по ложному обвинению, ему полагается компенсация от государства…

— Нет, Алиса. Я не могу, и ты это знаешь. Сама должна понимать, чем мне это грозит.

— В таком случае, нам не о чем разговаривать.

Мать сдалась и отпустила мою руку. Закинув на плечо сумку, я вышла в подъезд и стала ждать, когда освободится лифт, а она стояла рядом, облокотившись о косяк, молча глядя, как я навсегда покидаю родной дом. Я не успела уйти, потому что меня ждал другой сюрприз — лифт остановился на нашем этаже, и из него вышел отец. Он непонимающе посмотрел на меня с сумкой на плече, нахмурился и перевел взгляд на мать.

— Что происходит? — хмуро вопросил он.

— Алиса собралась уходить из дома, — всхлипывая, ответила мама. — Все из-за этого уголовника.

— Не понимаю. Объясни, что такое? — отец посмотрел на меня, недовольно сверкнув маленькими карими глазками.

— Я знаю, как вы подставили Дениса. Знаю, что это была твоя идея! — выпалила я.

— И что? — отец прошел мимо меня и стал разуваться в прихожей, поглядывая на меня через плечо.

— И что? Ты так спокойно говоришь? Я уже сказала маме, что останусь с вами, только если вы признаете, что натворили и добьетесь оправдания Дениса!

— Это невозможно. К тому же, мы поступили