Проклятие Бессмертных: Король в Чёрном - Валентина Зайцева

— Возможно, — я цеплялся за ускользающую надежду, что, быть может, Самир всё-таки испытывает какую-то странную привязанность к Нине. — Возможно, я сентиментальный старый глупец, цепляющийся за пустые надежды.

— Это никогда не подвергалось сомнению, — холодно бросила Илена.

— Я не стану советовать мятеж без мнения остальных, — твёрдо произнёс я.

— Прекрасно. Мы соберём их, — Илена была целиком охвачена яростью Каела. Редко девушка проявляла столь неистовую страсть в речах.

Владыка Каел, должно быть, был вне себя от гнева.

— Но знай вот что, жрец, — продолжила Илена, и каждое её слово падало тяжким камнем. — Если остальные проголосуют за то, чтобы забрать её жизнь, он не станет медлить на этот раз. Владыка Каел лично заберёт её жизнь.

— Нет! — кто-то закричал и попытался ворваться в круг.

Юноша — её друг — не принял слов Каела, произнесённых устами Илены.

— Нет, это неправильно! — выкрикнул Григорий отчаянно.

Двое других оборотней быстро схватили его и потащили прочь. Элисара, бросив на меня усталый взгляд, последовала за ними, чтобы помочь успокоить вспыльчивого юношу.

Я низко склонил голову в знак покорности перед своим повелителем и почувствовал, как тяжесть целого мира обрушилась на мои плечи. Как же я желал, чтобы интерес Владыки Самира к девушке не был продиктован его тёмными замыслами. Чтобы он не плёл интриги, дабы вдохнуть жизнь в павший дом и тем самым спасти наш мир — лишь для того, чтобы сжать его в своей металлической руке.

И всё же я не мог представить себе мира, где это было бы не так.

— Да, мой повелитель, — тихо произнёс я в ночную тьму.

Глава 19

Нина

Меня разбудило что-то странное.

Это не было той странной, но почти успокаивающей аурой, которая окружала меня, когда я просыпалась с Самиром в постели. Нет, это ощущение было похоже на пощёчину. Точнее, будто кто-то со всей силы ударил меня по лицу теннисной ракеткой. Больно? Да, конечно. Но больше всего это было неожиданно — резко и внезапно, словно вспышка молнии среди ясного неба.

Просыпаться подобным образом было крайне неприятно, и я мгновенно села в постели, запутавшись в скомканных простынях. Руки сами потянулись к лицу, туда, откуда исходила боль, но всё, кажется, оставалось на своих местах. Ничего не изменилось.

Я отвела ладони от лица и моргнула несколько раз. Вокруг царила темнота. Не обычная темнота ночи. Это была всепоглощающая, абсолютно беспросветная тьма, какая бывает только в пещерах, глубоко под землёй. Та самая темнота, от которой зрение начинает играть злые шутки, а разум отчаянно пытается обработать то, чего попросту не существует — свет там, где его нет.

Странно. Я снова моргнула и потёрла глаза, надеясь, что это поможет. Но зрение не адаптировалось. В моей комнате стояли антикварные электрические светильники, и один из них располагался прямо на тумбочке у кровати. Я протянула руку, нащупывая его в темноте, наконец нашла и щёлкнула выключателем.

Ничего не произошло.

Свет не зажёгся.

Я снова щёлкнула — выключила, включила, выключила, включила, а затем ещё раз выключила и включила в последний раз. Тишина. Темнота. Ничего.

Я соскользнула с постели, вытянув руки перед собой, чтобы не врезаться во что-нибудь в этой непроглядной тьме. Спустя минуту или две я наконец нащупала стену и пошла вдоль неё, ощупывая путь к большому окну. Я распахнула ставни.

Ничего. Снаружи всегда горели огни. Даже когда на небе не было видно лун, я всегда могла различить очертания деревьев на фоне тёмного неба. Или огни, которые неизменно светились в садах и на территории поместья.

Именно в этот момент страх, который до сих пор лишь осторожно просачивался в мой разум, словно туманное облако, внезапно сжался вокруг меня железной хваткой. Именно тогда я осознала — с ужасающей, леденящей душу ясностью — что именно происходило. Дело было не в том, что вокруг не было света...

Я просто не могла его видеть.

Я ослепла.

От этого осознания дыхание перехватило, оно стало частым и поверхностным. Я прижалась спиной к стене, уперев ладони в окрашенные обои позади себя. Я заставила себя сосредоточиться на дыхании, на том, чтобы не поддаться панике.

Паниковать потом! Паниковать потом. Сейчас нужно решить проблему.

Решить проблему? Как, чёрт возьми, я должна была решить эту проблему? Я же ослепла!

Может, яд? Кто-то из слуг? Или какая-нибудь завистливая особа подсыпала что-то мне в напиток? А может, алкоголь, который я пила, оказался ядовитым для людей?

Слёзы обожгли глаза, пока страх отчаянно пытался взять надо мной верх — и он побеждал. Я откинула голову назад, прислонившись к стене, и попыталась заставить себя не думать ни о чём, кроме как о том, чтобы замедлить дыхание. Вдох и выдох. Вдох и выдох. Вдох... и выдох. Хорошо. Это уже прогресс. Мир перестал так сильно кружиться вокруг меня.

Что я могла сделать? Я могла бы в конце концов добраться до коридора, закричать, позвать на помощь — но кто там, за дверью, смог бы мне помочь?

Был только один человек, который мог что-то сделать и который, возможно, был способен спасти меня от этого кошмара.

Если только Самир всё ещё слушал. Если он вообще обращал на меня хоть какое-то внимание. Я даже не знала, работала ли эта телепатическая связь в обе стороны. Он всегда отвечал на мои слова только тогда, когда сам говорил в моём сознании.

Самир отказался от меня. Он оставил меня наедине с самой собой. Я разозлила его, и на этом всё закончилось. Но попытаться не помешает. Либо попытаться, либо ослепнуть окончательно и, возможно, умереть.

— Самир, я не знаю, слышишь ли ты меня, но помоги мне, — прошептала я в пустоту, безнадёжно и жалко.

Голос мой дрогнул, когда страх снова вырвался на поверхность, и я провела рукой по глазам, словно пытаясь стереть невидимую плёнку, которая, казалось, их покрывала.

Чьи-то руки перехватили мои запястья, и я вскрикнула от неожиданности. Я сильнее прижалась спиной к стене, пытаясь отстраниться от того, кто только что схватил меня. Но кто бы это ни был, он стоял рядом сейчас, и мне было некуда бежать. Я чувствовала его присутствие, ощущала, как он нависает надо мной. Одна рука была обычной, тёплой, живой. Другая — металлической, холодной. Запах старых книг. Резкий, низкий голос, словно нож, обёрнутый бархатом, внезапно прозвучал совсем близко от моего