Проклятие Бессмертных: Король в Чёрном - Валентина Зайцева

для меня. Насколько я способен испытывать что-то подобное, когда мой разум постоянно занят мыслями о Самире и его коварных замыслах. Я завершил кивок лёгким пожатием плеч, и она весело рассмеялась, словно серебряный колокольчик зазвенел в тишине.

— Знаю, знаю, — протянула она с пониманием. — Вы же владыка. У вас, наверное, вообще не бывает по-настоящему хороших дней.

Эта девчонка с поразительной быстротой научилась читать мой безмолвный язык, распознавая малейшие движения и жесты лучше многих тех, кто провёл годы в моём присутствии при дворе. Как же мне хотелось сказать ей, что сейчас, в эту самую минуту, я переживаю прекрасный день. Сейчас, когда я вернулся в свой дом. С ней рядом.

Мне нравилось играть с её пламенными рыжими кудрями. Я наматывал несколько прядей на палец и наблюдал, как они упруго распрямляются, возвращаясь на место. Она, казалось, ничуть не возражала против такого внимания. Напротив, её черты расцветали уютной и радостной улыбкой всякий раз, когда я это делал, поэтому я не видел причин останавливаться.

Моя обитель носила гордое имя Дома Пламени, и всё же судьба не сочла нужным привести сюда кого-то со столь подходящей натурой, как у неё. То, что она оказалась в Доме Слов, было настоящим преступлением против природы этого мира.

Торнеус не сумел разглядеть истинную ценность в той, чьё сердце невозможно было сломить или убить.

Мой взгляд скользнул к руке девушки. Она зажила. Воспоминание о пытках Самира вызывало у меня тошноту и жгучее отвращение. Как будто недостаточно было выкачать из тела Агны её силу с помощью проклятой машины — он ещё посмел попытаться вшить метки девушки обратно. Извратить её дар по собственной прихоти и даровать его ей заново, но уже в своём собственном исполнении.

Я никогда не видел ничего подобного прежде. Я ни разу не бодрствовал во время правления Самира, ни единого раза за последние полторы тысячи лет. С того самого дня, когда завершилась Великая Война, когда Самир капитулировал, осознав наконец, что он натворил и каким проклятием обрёк этот мир.

Теперь же, в своей неистовой жажде спасти его, он, казалось, был так же слеп к страданиям, которые несёт — или, что ещё хуже, находил в них такую же радость, — творя свои тёмные дела.

Но самое ужасное заключалось в том, что машина Самира, которую Агна описала мне во всех подробностях, действительно сработала. Метки на её руке остались, сохранив свой тусклый пурпурный оттенок, именно такими, какими их разместил Самир. Ему удалось лишить девушку её даров и восстановить их по своему замыслу, словно он был творцом, а не узурпатором.

Это было преступлением против самой природы мироздания. Это было святотатством против Древних. Такой властью Самир не имел никакого права обладать. Это была прерогатива исключительно древних существ, и только их.

— Вы в порядке? — Агна положила свою маленькую ладонь поверх моей, и это прикосновение вырвало меня из водоворота ярости и мрачных дум. Я резко вынырнул из потока мыслей и посмотрел на неё. Должно быть, я непроизвольно напрягся, и она это заметила.

Я рассеянно покачал головой, давая ей понять, что это не её вина, и что ей не стоит беспокоиться об этом.

Каким-то удивительным образом эта смышлёная девчонка всё поняла, и Агна озорно улыбнулась мне.

— Для парня, который не может говорить, вы отвратительный лжец, — сказала она, игриво тыкая меня в руку пальцем.

Она то и дело называла меня «парнем». Никто не осмеливался на такое тысячи лет. Разве что в бою, да и то лишь как оскорбление. Но она говорила это с улыбкой, словно я был не Владыкой, а самым обычным человеком. Стыдливость покинула Агну минут через десять после того, как я привёз её сюда. Она быстро забыла о почтительных «владыка», «господин» и «повелитель» — это было не в её духе. Вместо них посыпались «красавчик», «парень» и прочие бесконечные прозвища. И ни разу она не проявила и тени должного почтения.

И я обожал это.

Мгновенно я подхватил Агну со стула и усадил её к себе на колени. Она взвизгнула от неожиданности, засмеялась и обвила руками мою шею сзади.

— Ну что ж! Хорошо, принимаю, — проговорила она сквозь сияющую улыбку.

Она действительно не стеснялась. Я забрал её в свою постель, как только она достаточно окрепла, чтобы выдержать моё внимание. И с тех пор Агна её не покидала.

Единственное, что могло бы оправдать раннее пробуждение Самира и те муки, что он обрушил на эту девушку, — так это то, что это даровало Агне свободу и позволило ей оказаться рядом со мной.

Именно от неё я узнал, что произошло тогда: как Самир даровал ей прощение за все преступления, но отправил навстречу небытию. И как Нина выторговала для неё эту свободу.

Милость от девушки, которая не имела права существовать в этом мире... Это не имело никакого смысла. Самир никогда не отдавал что-либо просто так, без веской причины. Колдун был алчным, жадным, собственническим тираном. Для него было совершенно нехарактерно делать что-то, не получая взамен известной ценности.

Оставался лишь один вариант — девушка была вовсе не так бесполезна, как казалось. Самир, должно быть, раскрыл её истинное предназначение. А если это так, то Нина представляет серьёзную угрозу для этого мира и для всех, кто в нём обитает.

Мои мысли о конце света и надвигающейся войне были внезапно отброшены в сторону, когда язык Агны начал прочерчивать линию вдоль одного из шрамов на моей шее. Я издал тихий вздох удовлетворения и откинул голову назад, давая ей больше простора. Я лишь приоткрыл дверь приглашения, а Агна с разбегу вышибла её. Её руки уже блуждали по моему телу, стирая все мысли о колдуне и его отвратительной натуре.

Пусть мысли о грядущей гибели утихнут хотя бы на время. Пусть у каждого будет свой собственный способ справляться с вечностью или, что ещё хуже, с приближающимся её концом. Самир боролся за власть и контроль. Я же боролся за удовольствие и отвлечение.

А Агна... была весьма достойным отвлечением.

Глава 17

Нина

Прошла целая неделя.

Семь дней. Семь бесконечных дней минуло с того самого момента, когда я осмелилась бросить Самиру вызов — поцеловать меня — и вынудила его поспешно отступить, словно ошпаренного кота. Семь дней без единого знака от него, без малейшего намёка на то, что он вообще ещё существует в этом мире. А