(не)вернуть. Цена искупления - Анна Гранина

тянет его за руку, требуя “покрутить”. Он подхватывает её, кружит, и её визг разносится по саду, как колокольчик. Мое сердце сжимается от тепла и переполняющих эмоций. Пять лет назад я думала, что не увижу его снова. Не увижу этого.

Ромка сидит на веранде, в тени. Он приехал час назад, конечно, с подарком для Нади — плюшевым зайцем размером с неё саму. Старший брат любит баловать сестру. То домик для кукол, то муравьиную ферму. Но сегодня он какой-то… другой. Задумчивый. Его глаза, копиенные Волковские, — серые, глубокие — смотрят куда-то мимо. Он бездумно ковыряет этикетку на бутылке лимонада, будто решает мировую проблему. Или.. мыслями будто совсем не тут. Я хмурюсь, но не лезу. Ромка всегда был таким всё в себе, пока не готов говорить.

— Мам, где свечки? — Надя врывается в кухню, её щёки горят, платье с бабочками чуть перекошено.

— На столе, солнышко, — отвечаю, поправляя ей растрепавшуюся косичку. — Не беги так, а то торт снесешь, егоза!

Она оборачивается и, хитро хихикнув, уносится обратно, таща за собой шарик, который волочится по полу. Я улыбаюсь, но взгляд возвращается к Ромке. Что-то не так.

Гости — Лена, которая теперь крестная Нади, она ее на этом свете встречала! И мы подружились крепко. Пара друзей Макса из старой жизни, соседка с сыном (тоже наши новые приятели), Олька моя — собираются во дворе. Запах шашлыка по округе расплывается, смех звенит, и я на секунду замираю, держа поднос с еще горячими пирожками. Это мой дом. Моя семья. Пять лет назад я не верила, что у нас будет такое.

Макс заходит в кухню, его волосы растрепаны, на щеке — след от угольной пыли.

— Надюшка требует, чтобы я стал конём, — ворчит он, но глаза смеются. — Спасай, Птичка.

Я ставлю поднос, вытираю руки о фартук и касаюсь его щеки.

— Колени уже не те, Волков? Хотел принцессу? Теперь вози ее на спине! — поддразниваю я.

Он хмыкает, ловит мою руку, целует запястье.

— Пусть Ромку запрягает? Или… может пони ей купим? — говорит тихо, а в его голосе уже огонек идеи в кострище превращается. Господи, он сумасшедший папа! Любую идею дочери поддержит. Конюшни нам еще не хватало.

— Макс… я тебе убью, — говорю, толкая его в плечо. — Давай вот без этого всего, м? На, неси на стол угощенье, – сую ему в руки блюдо с пирожками.

Он смеётся и выходит, а я беру торт и иду за ним. Двор полон жизни. Лена рассказывает Наде про звёзды, показывая на небо, а рядом телескоп стоит. Ее подарок крестнице. Соседский мальчик тянет шарик и с интересом слушает лекцию про звезды, а Макс разливает холодный лимонад, перебрасываясь шутками с друзьями. Ромка вроде бы рядом с мужчинами, но… не такой какой-то! это тревожит мое материнское сердце.

Мы зажигаем свечи. Надя хлопает в ладоши, её глаза сияют, загадывает желание сверкая хитрыми глазками. Все поют «С днём рождения», и я чувствую, как слёзы подступают. Не от грусти. От полноты. От того, что кажется, что в этой жизни у меня… у нас с Максом, все удалось. Сыночек и лапочка дочка. Дом полная чаша и мы друг у дружки. Ну разве это не счастье?!

Надя задувает свечи, все хлопают, а Макс подхватывает её, целуя в макушку. Я режу торт, раздаю куски, смеюсь, когда крем попадает Наде на нос. Но мой взгляд то и дело возвращается к Ромке. Он улыбается, но как-то вымученно. А когда гостей увлекают дети новой игрой, вижу, как Ромка встаёт и идёт к нам, я напрягаюсь почему-то!

— Мам, пап, — говорит он, и голос его, как натянутая струна. — Надо поговорить.

Мы с Максом переглядываемся. Надя тянет меня за платье, но я передаю её Лене и киваю Ромке.

— Идём в дом, — говорю тихо.

Мы заходим в гостиную. Шум праздника остаётся за дверью, а здесь тишина, только скрип паркета под ногами. Ромка стоит у окна, его плечи напряжены, как будто он несёт груз.

— Что случилось? — спрашивает Макс тоже встревоженно.

Ромка молчит, смотрит в пол, потом поднимает глаза.

— У меня… ребёнок, — выдавливает он. — Мальчик. Ему два года. Я узнал неделю назад.

Я замираю. Макс тоже. Его рука, лежащая на моём плече, сжимается.

— Что? — выдыхаю я. — Рома… как?

Он отводит взгляд, его пальцы в кулаки сжимаются

— Случайно вышло… три года назад. Мы даже не встречались.

Макс открывает рот, но не находит слов. Его лицо — как маска, но я вижу, как в нём борются шок и что-то ещё. Но я рада, что Макс не читает нотации сыну. А просто принимает то, чем с нами делятся.

— Ты уверен? — спрашивает он наконец хриплым голосом.

— Анализ ДНК, — отвечает Рома. — Это мой сын.

Я чувствую, как пол уходит из-под ног. Ребёнок. У Ромки. Наш сын… теперь отец. Я смотрю на Макса, и его глаза — как зеркало моих. Шок. Растерянность. Но и тепло.

— Как его зовут? — спрашиваю тихо.

— Артём, — отвечает Рома, и его голос дрожит. — Я его только мельком видел… И что я должен…

Макс кивает, медленно, как будто взвешивает каждое слово.

— Должен, — говорит он. — И мы с тобой.

Я беру Ромину руку. Она холодная, но я сжимаю её крепко.

— Да знаю я все.

— Макс… – шепчу мужу, когда Ромка отвлекается на срочный звонок по работе, — Макс… мы что… дедушка с бабушкой теперь?

— Пиздец, Вик… я сам в шоке.

Послесловие

Дорогие читатели,

Вот и всё. Последняя точка поставлена, и книга закрыта. Но, честно говоря, расставаться с Максом, Викой, Ромой и даже угрюмым Черновым — всё равно что прощаться с близкими друзьями. Эти герои стали для меня больше, чем просто имена на странице. Они жили во мне, дышали, кричали, любили и боролись. С ними было тяжело, страшно, нежно, горько и до мурашек счастливо. С ними