Титан и Титанида - Anne Dar

– Погоди, ты путаешься, – я нервно ухмыльнулась, – у тебя два родных ребёнка. Приёмыши только я и Клэр.

– Не только ты и Клэр.

– Что? – я искренне не поняла.

– Я действительно родила Спиро от Рэймонда Тейта, брата Теоны…

– Да, я знаю, что Тристан рождён от другого мужчины: тебе было семнадцать, ты была впервые влюблена, кажется, в своего ровесника, который разбился на байке ещё до рождения Тристана…

– Всё было не совсем так. Вернее, совсем не так.

– Оу… – я действительно растерялась.

Мою собеседницу сразу же позабавил тот факт, что она сумела выбить из колеи своего самого невозмутимого ребёнка. Она продолжала говорить с лёгкой улыбкой грусти:

– У моих родителей не всегда всё было гладко в отношениях. Болдр долгое время был тайно влюблён в Тиру, которая, в свою очередь, была влюблена в его лучшего друга, с которым встречалась до тех пор, пока не забеременела мной. Узнав о беременности подруги и поняв, что она не собирается делать аборт, мой биологический отец сразу же сбежал на другой конец света. В этот же час в игру включился Болдр: набил беглецу морду, порвав с ним многолетнюю дружбу, после чего признался в своих чувствах Тире и, воспользовавшись её шатким психологическим положением брошенной беременной женщины, орудуя одной лишь заботой о ней и её будущем ребёнке, постепенно влюбил её в себя. Они поженились за месяц до моего рождения, Болдр назвал меня своей дочерью, в доказательство чего наделил меня именем, популярным в испании: Кармелита. Дело в том, что дед Болдра был испанцем, о чём красноречиво говорит фамилия Диес, а я родилась с тёплой оливковой кожей и черноволосой, так что имя Кармелита мне пришлось под стать. Через четыре года у Болдра и Тиры родился их первый и единственный общий ребёнок – Беорегард. Первые пятнадцать лет брака прошли хорошо и даже замечательно: и Болдр, и Тира были темпераментными людьми, так что их отношения были бурными, страстными, но далеко не идеальными… Случались и ссоры, и на шестнадцатом году брака случился надлом: Тира с головой ушла в бизнес, напрочь забыв про свою семью, и Болдр, не терпящий равнодушия к своей персоне, завёл интрижку со своей новой секретаршей, младшей него на двадцать лет. Я и Беорегард одним махом потеряли сразу двух родителей: вдвоём стали жить в заброшенном состоянии в огромной вилле, пространство которой лишь усугубляло наше одиночество, однако мы всегда оставались друг у друга… Дело медленно, но верно шло к разводу, как вдруг, спустя чуть больше года такого положения, ситуация развернулась неожиданным образом. Отцу наскучила его секретарша, которую интересовали только его деньги, а мать… Мать, до сих пор изменявшая ему только с работой, вдруг позволила себе краткосрочную интрижку. Это случилось во время нашего отпуска на Виргинских островах, на которые Тира отправилась в трехнедельный отпуск, взяв с собой меня и Беорегарда. В первый же вечер она откликнулась на флирт в баре с канадцем, который был неоспоримо красив: высок, черноволос, белозуб, дерзок и к тому же немногим младше неё. Болдр не успел ещё сообщить о своём желании восстановить брак и о своих возвращающихся чувствах к жене, так что она с головой погрузилась в курортный роман с красавцем-канадцем, оставив своих детей-подростков попивать безалкогольные напитки в очередной беспощадно просторной на одиночество вилле. Мне было шестнадцать, Беорегарду двенадцать, так что мы прекрасно понимали, что именно происходит, и только ждали объявления об официальном разводе родителей. Красавец, с которым Тира провела три недели напролёт и имени которого я не запомнила, так как она называла его исключительно по фамилии Райт – быть может, вымышленный псевдоним, – по истечении двадцати дней спокойно растворился в направлении своей родины, а мы, из-за нелётной погоды, задержались ещё на неделю. К концу той недели, за двое суток до отлёта, мать впервые стошнило в туалете. Так мы узнали о её беременности. И в итоге вместо того, чтобы направиться домой, на девять месяцев отправились в США. Всё это время Болдр искал нас, но Тира, сначала преданная, а затем жестоко ошибшаяся, не выходила с ним на связь. В итоге наше местоположение Болдру тайно передал Беорегард. Болдр приехал в США за неделю до рождения ребёнка. Он на коленях умолял Тиру простить его за его ошибки, клялся, что никогда в жизни не упрекнёт её за её проступки, обещал сделать всё от себя зависящее, чтобы восстановить их отношения. Тира была подавлена, так что уговаривать её долго не пришлось. Однако Болдр и Тира были медийными личностями в Норвегии, так что на родине все знали о том, что они уже больше года, как проживают разные жизни, и вдруг, рождение ребёнка, который наверняка не будет похож на каштанововолосых Болдра и Беорегарда. В тот же период у меня была подростковая депрессия на фоне трагического события: парень, с которым я начала встречаться до отъезда из Норвегии и продолжала поддерживать отношения на расстоянии, за два месяца до приезда Болдра разбился на байке. Этот парень был голубоглазым блондином, совершенно непохожим на биологического отца будущего ребёнка Тиры, но кому какое дело и кто вообще мог знать о том, с кем я могла встречаться? Я ведь была лишь подростком, растущим в тени своих знаменитых родителей. Видя, как ломают свои головы родители, пытаясь решить, как им обыграть рождение третьего ребёнка в семье, я предложила идею с поддельным материнством. В итоге так и обыграли: в Норвегию я вернулась матерью мальчика с именем, которое ему выбрала я – Тристан, – а Болдр и Тира примерили на себя роли молодых дедушки и бабушки. В обществе никто ничего не заподозрил, в семье наступил покой: отец всячески пытался угодить матери, мать всячески пыталась угодить отцу, Беорегард отправился в штормовое плавание своего буйного подросткового возраста, а я в свои семнадцать лет не отходила от колыбели ребёнка, которого скоро действительно стала считать собственным. Впрочем, основная забота о нём осталась на плечах Тиры и Болдра. Время шло, и чем старше становился Тристан, тем чётче я не играла роль матери, а всерьёз жила этим состоянием. Никто, кроме меня, Болдра, Тиры и Беорегарда не знал правды о рождении Тристана. Даже мой муж, Рэймонд, так и не был посвящён в эту тайну. Тристан стал для меня отдушиной во времена, в которые депрессия из-за потери любимого человека едва не довела меня до грани. Я настолько вписалась в роль несовершеннолетней матери и так хорошо её отыгрывала перед своими друзьями, на