Четверо за спиной - Анна Михайлова

нет ее. Нигде нет. Стражники сказали, что опять со своим старшим дружинником в город ушла. И что ж ей на месте не сидится? Поклялся сам себе, что дождусь ее обязательно. Хватит уже от меня бегать.

Глава 22.

Когда я тех шестерых увидала, по повадкам стало понятно – не грабители они, а убийцы. В кольчугах, с мечами, глаза безжалостные. А вот и второй ход моего недоброжелателя. Подловил-таки. Ну что ж, значит будем биться. Игры кончились. Достаю меч из ножен и засапожный кинжал. Вот и время оба в деле проверить. Не зря в паре их отрабатывала, как знала. Веду плечами, стараясь смахнуть усталость.

- Парни, может передумаете? – встаю в стойку, внимательно отслеживая глазами, как они начинают меня окружать.

- Нам за тебя только за дохлую заплатят, - гаденько ухмыляется низкорослый. Тот, что слева.

- То есть вы знаете, кто я.

- Да кто ж тебя, гадину, не знает.

Что ж, если драка неизбежна – бей первым. И я бью. Без жалости и снисхождения. Тут или они – или я. Так что никакой слабости или просто «взять на болевой». Но они осторожничают, воины опытные, достаточно грамотно уходят от атак, плюс стремятся нападать с двух сторон одновременно. Каждый из нас понимает – на кону стоит жизнь и сражаемся мы с отчаянным бешенством. У меня меж ними есть небольшое преимущество в скорости и кинжал, который должен быть прочнее их кольчуги. Но их шестеро и у них опыт по части убийства. Перестаю считать свои царапины, надеюсь, что сама достаю их чаще. Опосредовано слышу, как взвывает один, потом - второй. Но из боя не выходят. Никто не обещал, что будет легко. Все же драться на тренировках – не равно драться за свою жизнь.

Я никогда не убивала, а тут придется, и рука не может дрогнуть. Мои «цивилизованные» установки должны остаться за бортом. Все предельно просто: жизнь - за жизнь. Если не смогу победить, так хоть с собой заберу побольше. Чтобы там, перед предками стыдно не было.

Глава 22. (Беригор)

Уже и стемнело, а Ярославы все не было. Несколько раз выходил в двор, думал может разминулись где. Но стражники сказали, что не приходила еще. Уже и ворота заперли, оставив только калитку для припозднившихся. Стража изнутри встала. А моей занозы все нет и нет. Знамо дело, что бояться ей нечего, умеет за себя постоять, но сердце не на месте. Знаю, что не тронет никто княжью гостью, но ведь и отравления никто не ожидал. А душегуб неизвестный на княжьем пиру не побоялся удар нанести.

Когда совсем темно стало, вышел наружу, словно сила неведомая в спину толкала. Смотрю на чернеющую улицу, пустынно. Ни души. Хотел уже обратно уйти. Но что мне там, на княжьем дворе делать? Решил навстречу ей пойти, чтоб еще куда не свернула.

Прошел улицу – никого. Не шастают по городу люди как темнота приходит. Только мою неугомонную носит где-то. Тихо вокруг, да только мне шум какой-то померещился. Сам не знаю почему – иду на него, от нечего делать. А он аж на следующей улице. На бег перехожу, сердце сжимается в смутном беспокойстве. Вылетаю туда и вижу в конце улицы тени да звон оружия слышен. Это здесь, в детинце? Почти не видно ничего, но я как, немыслимо, разглядел ноги роскошные, вторых которых нет во всем Миргороде. Яра! Моя Яра! Не раздумывая, выхватываю меч.

Двое раненных уже валяются на земле, а супротив нее – четверо! Как посмели?! Ярость у меня внутри такая поднимается, что готов зубами глотки рвать. Пока я с двумя разбираюсь, двое оттесняют ее к стене. Рублю как бешеный, не жалея себя, чтоб быстрее к ней пробиться. Слышу ее короткий вскрик и хрип предсмертный. Наискось бью мечом, отшвыриваю последнего и к ней бросаюсь. Пошатнулась моя тростинка и на колени осела. Подлетаю, она неловко пытается кафтан снять. Помогаю ей.

- Ярушка, душа моя, ты как? Ранена?

- В плечо… зацепил-таки.

- Дай гляну, - поворачивается она ко мне спиной, вижу рубаху на плече и руке разорванную, и рану глубокую. От нее уже ткань на спине потемнела. А у меня перед глазами красные пятна от ярости. И страха. Что мог не пойти ей навстречу, а утром бы уже хладный труп на княжий двор принесли.

Ярослава неуклюже отрывает кусок ткани. Перехватываю и самолично туго перематываю, так что птичка моя шипит от боли.

- Тихо-тихо. Потерпи, моя хорошая…

- Нужно… кинжал мой забрать надо. - надсадно шепчет. - И вон тот – он у них главный был, приказы отдавал. Обыскать нужно.

- Сиди, я сам, - вытаскиваю из горла главного загнанный по рукоятку Ярин кинжал, срезаю у убиенного кошель – потом посмотрю, что он там прятал. Вытираю лезвие и возвращаю нож хозяйке. Она помещает его за голенище и опираясь на мою руку, пошатываясь, встает.

- Ты как? Идти можешь?

- Наверное, - пошатывается воительница, убирая меч в ножны.

- Давай лучше так, - подхватываю ее на руки, стараясь не задеть раненое плечо, - быстрее оно будет, - смотрю в напряженные глаза, пытаясь убедить в чистоте намерений. И, кажется, получается: она тихонько выдыхает и прислоняет голову к моему плечу.

- Как же приятно в эту шею уткнуться, - бормочет. А меня смех счастливый пробирает. Что приятен ей, не противен вовсе.

- Не отпущу тебя, слышишь? Больше никогда не отпущу.

- Не отпускай, - соглашается моя ершистая. И нежно трется носиком о шею.

У меня от сего словно крылья за спиной выросли. Не помню даже, как шел и что бормотал ей, торопясь выплеснуть все, чем душа измаялась.

Пинком открываю калитку, что в мой дом ведет. К себе несу, ни с кем делить ее больше не буду. Хватит, добегалась!

Останавливаюсь только на мгновение, чтобы Хелигу указаний раздать:

- Горячей воды и перевязку мне в горницу. Еще старшего дружинника сюда. Да с четырьмя воинами. Быстро!

Черед две ступеньки скачу с израненной ношей. Притихла, молчит, но знаю, что больно ей, оттого и тороплюсь. Боль ее ощущается острее собственной. Заношу Яру в свою опочивальню. Кладу мою хрупкую на кровать и начинаю все свечи, что есть в комнате зажигать, чтоб светлее было. Лучше бы и не делал этого. У нее и рубаха, и штаны в