Там, где нас нет - Альвин Де Лорени

Вполне возможно… ты прав… в последний раз…

— Urbs destructa est. Classis Admiralis adhuc resistit, sed scutum eorum accumulatoribus utitur et sola Vis scit quamdiu durabit… (Город разрушен. Адмиралтейство ещё держится, но их щит работает на накопителях и одна Сила знает сколько он простоит…), — продолжил он и снова замолчал.

Дела-а…

— Domine Rector, omnes qui hic sunt e Schola removebo et illa renascetur. Lyrnessus quoque renasci poterit. Forsitan transmarinis… In novo loco… (Господин ректор, я уберу из Схолы всех, кто тут есть и она возродится. Лирнесс тоже сможет возродиться. Может быть, за морем… На новом месте…)

— Fac, ome (Делайте, оме).

Все, кого смогли собрать и кто ещё был жив и не погиб в зданиях, оказавшихся за пределами щита, толпились сейчас на площади около стационарного портала.

Я вышел из резных золочёных ворот дворца Схолы вместе с ректором.

— Господа! — выкрикнул он, — перекрывая шум нескольких сотен людей, — сейчас оме Ульрих отправит вас в Амрум…

Договорить я ему не дал, а напрягшись и преодолевая и сопротивление щита и потоков взбаламученной Силы, мгновенным партиями в три приёма выкинул собравшихся в Амрум. Попали они там на одну из улиц городка около лучшей гостиницы города. Ну, ничего. С ними десятники, разберутся куда идти и где поселиться.

— Ome Ulrich, (Оме Ульрих), — ректор был впечатлён мгновенностью перемещения такого количества людей, — aliquid simile putavi, sed… attonitus sum… arte tua… (я предполагал, что-то подобное, но… я поражён… вашим искусством…)

Хо! Я ещё и шить могу… и гладью и крестиком там… и на машинке…

Ладно… это потом…

Окинув телеметрией всю территорию Схолы, замкнутую щитом, засёк пару десятков сигнатур живых людей.

— Non omnes misimus, domine Rector. Quidam manebant. (Мы отправили не всех, господин ректор. Кто-то остался.)

— Hi sunt, ome, qui Scholam relinquere nolebant et mecum manere constituerunt. (Это те, оме, кто не захотел покинуть Схолу и решил остаться со мной.)

— Manesne? (Вы остаётесь?)

— Ita, ome. Beneficium a vobis petere volo. Familia mea. Vellem, ome, ut Ell et liberos cures. (Да, оме. У меня к вам просьба будет. Моя семья. Я бы хотел, оме, что бы вы присмотрели за Эллом и детьми.)

Элл был мне симпатичен. Поэтому и не возражаю.

— Navem habeo. Si eo pervenerit, num tibi conveniet, Domine Rector? (У меня есть корабль. Если он окажется там, вас это устроит, господин ректор?)

— Quidvis mihi conveniet, Ome Ulrich, dummodo familia mea prope te sit. (Меня устроит всё, оме Ульрих, лишь бы моя семья была рядом с вами.)

О как!

Когда это я у него такой авторитет приобрести успел? Вроде бы гипнозом не давил…

— Et reliqui? Adhuc ibi sunt circiter quindecim homines. (А остальные? Там человек пятнадцать ещё есть.)

— Hi homines, sicut ego, hic manere usque ad finem constituerunt. Si daemones Scholam irrumpant, fons delendus erit… Attamen, de alia re tecum loqui volo, Gratia Tua. In cellariis Scholae, ut probabiliter scis, thesaurus argentarius et officina monetaria sunt… (Эти люди, как собственно и я, решили остаться тут до конца. Если демоны прорвутся в Схолу, то придётся уничтожить источник… Однако, я хочу с вами, ваша светлость, поговорить о другом. В подвалах Схолы, как вам должно быть известно, находится банковское хранилище и монетный двор…)

О! Это интересно! Хомяк в моей душе обнявшись с жабой внимательно слушал ректора.

А он, видя, как я ловко провернул отправку людей в Амрум, рассказывал о немыслимых ценностях — казне самого Лирнесса. Пятьдесят тысяч талеров в золотой и серебряной монете! Золото, серебро и платина в слитках общим весом около восьмисот местных центнеров (по 50–56 кг). Ювелирные изделия и драгоценные камни (этих меньше) общим весом под сотню центнеров. А также не менее ценные, хранящиеся отдельно, артефакты созданные искусниками за всё время существования Схолы. А ещё научная библиотека на десять тысяч томов и архив SS.

Пока мы разговаривали столь содержательно, к неработающему порталу от которого я и отправил всех в Амрум, прибыл вызванный секретарём ректора Элл. С младшим сыном-омегой на руках, прислужником омегой-нянькой с узлом вещей на плечах и шедшим перед ним старшим сыном альфой.

— Готфрид! — губы прекрасного омеги дрожали и слёзы наворачивались на его глазах.

— Всё хорошо, милый! — ректор быстро подошёл к Эллу, взял его лицо в широченные ладони, невесомо прикоснулся ко лбу.

Мальчик-омега, сидевший на руках Элла протянул ручки к отцу. Старший сын-альфа вцепился в штанину ректора. Быстро поцеловав младшего и присев к старшему, ректор давал ему наставления:

— Алан, ты у нас уже большой.

Мальчик кивнул — конечно, он большой, целых семь лет уже.

— Я задержусь здесь. А вы с папой и братиком оправитесь в плаванье на корабле. Вместе с оме Ульрихом. И пока меня не будет, я надеюсь, что ты сможешь позаботиться о папе и братике.

Ух ты! На настоящем корабле — полыхнули эмоции ребёнка.

— Только ты приходи скорее, — Алан обнял отца за плечи.

Элл, понимая, что всё не так просто, как отец говорил сыну, вытирал глаза платочком — от слёз я его удерживал, забирая его эмоции — только вот истерики нам сейчас не хватало.

Поцеловав всех троих ещё раз, ректор прощался, а Алан тянул папу к порталу — ему скорее хотелось на корабль.

Миг — Элл с детьми и прислужником на биландере.

— Сиджи, у нас ещё четверо. Оме Элл, всё будет хорошо, — я, подойдя вплотную к омеге, оглядел его лицо. Демоны! Как он прекрасен!

— Ваш супруг вернётся к вам. Ждите, — вытягиваю я его эмоции так, что он просто не в силах говорить и ухожу обратно.

— Domine Rector! Volumina rerum quae moventur videre debeo. Nihil hic relinqui vis, nonne? (Господин ректор! Мне нужно увидеть объёмы перемещаемого. Вы же не хотите, чтобы что-то осталось здесь?)

— Ita, ita, ome, descendamus. (Да-да, оме, пройдёмте вниз.)

И снова перед нами каменная кладка коридоров, уходящих под дворец. Только к хижине Адальберта направо, а к тюрьме для искусников, хранилищу и монетному двору налево.

Звенят ключи, со скрипом отпираются брòнзовые артефактные двери.

Так. Золота по объёму сравнительно немного, платины ещё меньше, а вот серебра… Серебряной монеты много — более двадцати сундуков и каждый мне высотой по колено. Штабеля слитков отливающих белым в полумраке хранилища едва разгоняемого осветительным шариком.

Но, впрочем, ничего сверхъестественного. Всё, как говорится, в наших руках. Думаю, комната глубоко в скале,