Династия Скоген - Каролин Валь

– Я нашла письмо под одной из оторвавшихся заплаток. Сандер помог мне его увидеть. Конечно же, письмо было под чертовым цветком. Вот, прочитай…

Дрожащими пальцами бабуля забрала письмо и так аккуратно открыла, словно держала новорожденного. С ее губ сорвался хриплый всхлип. Мое горло опасно сжалось, словно меня лишили воздуха. Я боролась со слезами, а бабушка поднесла руку к губам и качала головой.

Это было красиво и завораживающе, но все же разрывало сердце. Я и представить себе не могла, каково это – хоронить собственного ребенка. Теперь я больше была не в силах сдерживать слезы, они горели под моими веками и затуманивали взор.

Очертания бабули размывались, она снова и снова хватала ртом воздух, но при этом улыбалась. Не веря. Словно это чудо.

И так оно и было. Перст судьбы.

– Не могу поверить, – произнесла она, не в силах сдержать эмоции. – Все эти годы… Оно было там… все это время. А еще…

Я сразу поняла, на что она намекает.

– Нет. Только это письмо.

Она кивнула.

– Как здорово… как чудесно…

– Я всегда думала, что это вы дали мне прозвище Цветочек, – тихо сказала я.

В бабулиных глазах сияла любовь.

– О, Нора, но ты и правда наш Цветочек. И всегда была им. Но именно твоя мать так впервые тебя назвала, – ответила она, и это предложение словно прорвало дамбу. Из моей груди вырвался тяжелый всхлип, плечи затряслись. Бабуля раскрыла объятия, и я упала в них. Она обнимала меня как потерянную дочь, как ее любимую внучку. Объятия были теплыми и безопасными, полными отчаяния и любви.

Мы обе плакали, пока время не потеряло значение.

Такими нашел нас дедуля, плачущими и смеющимися. Он тоже прочитал письмо от начала до конца, вникая в каждую строчку, и не смог сдержать слез. Все его тело сотрясалось словно при землетрясении.

– Это самый красивый подарок, – сказал он через время, показавшееся вечностью.

– Самый красивый. – Я отошла от них, взяла носовой платок из верхнего выдвижного ящика письменного стола и вытерла щеки. Потом расправила плечи. Выпрямилась, стала больше.

– Я намерена отправиться в Осло, – заявила я. – На несколько месяцев, чтобы пройти по их стопам. Увидеть… нечто иное. Подальше… от этих мест.

На их лицах отразилось удивление, а за ним последовало понимание. Дедуля тепло улыбнулся, его темные глаза сияли, словно я сунула ему под нос свежеприготовленный skoleboller[29]. На губах бабушки также появилась довольная улыбка, немного лукавая, прямо как моя.

– Что такое? – я не могла скрыть свою растерянность.

– Мы давно ждали, когда ты примешь это решение.

– Правда? – спросила я, нахмурившись.

– Цветочек, мы так сильно тебя любим, но тебе не нужно оглядываться на нас, чтобы строить свою жизнь. Ты молода и должна увидеть мир. Должна узнать, какие возможности открыты перед тобой, и тогда решить, чем хочешь заниматься, – сказала бабуля.

– Мы долго обсуждали это, пока ты была в походе, – добавил дедуля. – Мы бы никогда не стали выгонять тебя, но…

– Именно это вы и делаете, – с легким удивлением в голосе заметила я и наигранно прижала руку к груди. – Вы выставляете собственную плоть и кровь за дверь.

– Это всего лишь возможность посмотреть на мир за пределами нашего небольшого городка. Несколько месяцев. Если по возвращении ты поймешь, что Hjerteslag Øyeblikke – это именно то, чего ты хочешь, то хорошо. Но ты также можешь рассмотреть возможность поступления в университет или найти что-то другое, что тебе действительно нравится.

Я улыбнулась. Ощущения были приятными. Словно начало новой книги, когда еще не знаешь, какую историю готовят для меня следующие страницы.

– Да, – ответила я. – Что-то такое я и представляла.

25

Сандер

Этот тихий, резко повторяющийся звук заставил меня вздрогнуть.

Клик. Клик. Клик. Клик.

Только через две секунды, я понял, что позволил маске упасть. Выражение моего лица стало бы отличной темой в колонке сплетен. Не важно, будь то заголовок в печатном издании или где-то в интернете. Я уже видел видеозаписи и комментарии в соцсетях, связанные со мной. Анализ моего выражения лица, позы, оценка. Осуждение.

Словно крошечные ледорубы колотили по моему сердцу.

Черт.

Желудок сжался, но в следующее мгновение я поймал себя на этом. Словно лишь на секунду споткнулся. Мое выражение лица превратилось в идеальное равнодушие, возможно, его можно было сравнить с каким-то из портретов Микеланджело.

– Сандер?

Я повернулся на голос Норы за спиной.

Хотя внутри я был все еще ошеломлен этой ситуацией, все равно заметил, что она плакала. Ее глаза покраснели, а тушь на ресницах немного запачкала щеки. Однако на ее лице читалось искреннее сочувствие, и мне сразу стало легче. Как будто одного ее присутствия было достаточно, чтобы развеять все мои страхи.

Не говоря ни слова, я схватил ее за запястье и потянул внутрь здания. Я никого не видел, но знал, что они тут. В то же мгновение я осознал свою ошибку и отпустил Нору, словно обжегся о ее кожу.

Черт, я и правда оказался не в своей тарелке.

– Что случилось? – теперь в голосе Норы звучала тревога.

– Папарацци. Где-то там, снаружи.

– Что?

– Как они нашли меня? – услышал я свой вопрос, хотя в голове уже прокручивал все возможные варианты действий. Ни в коем случае я не стану проводить здесь еще одну ночь. В присутствии этих хищников, стоящих у порога, это станет настоящим испытанием, сравнимым с битьем шпицрутенами. Кроме того, я достаточно хорошо себя знал, чтобы понимать, что не смогу и глаз сомкнуть. Здесь не было стен, никакой ширмы, никакой возможности где-то спрятаться.

Со временем отношение и поведение папарацци стали более цивилизованными. Особенно учитывая то, через что пришлось пройти моим родителям. Два десятилетия назад ситуация была совсем другой, поэтому я никогда не искал в интернете информацию о топлесс применительно к моей матери. Мы прошли обучение по вопросам взаимодействия с прессой. Неоднократно собирались всей семьей и обсуждали ключевые подходы и правила, которые всегда были важны.

Кажется, за две недели здесь я утратил здравый смысл. По-моему, от него больше ничего не осталось. Я провел рукой по лицу.

– Эй, – раздался обеспокоенный голос Норы, и она взяла меня за руку. Теплая и мягкая. Мое колотящееся сердце немного успокоилось.

И все равно казалось, что я вернулся домой и обнаружил, что мои четыре стены разрушены. Эти люди были ворами, готовыми украсть часть моей души.