Все потерянные дочери - Паула Гальего

— Орден, — отвечает она. — Мы не могли иметь личную жизнь; нам не позволяли. Мы знали, что в тот момент, когда наше обучение закончится, нам придется попрощаться, так и случилось.

Я задерживаю дыхание, осознавая кое-что. — Значит, до того как ты прибыла ко двору Эреи, ты была с..?

Мы медленно пробираемся через снег. — Нет. — Она закрывает глаза. — Он уехал задолго до этого.

Я обдумываю это несколько секунд, потому что у меня много вопросов, но я не знаю, как их задать, чтобы не перейти черту. — Он или она?

— Он, — отвечает она. — Алекс, — добавляет она к моему удивлению. Я не ожидал услышать имя.

— И вы просто… попрощались?

Одетт останавливается посреди снега. Птица заводит веселую трель, которой отвечает другая каждый раз, когда первая замолкает. Одетт встает передо мной. — О чем ты меня спрашиваешь? — уточняет она с вызовом. — Люблю ли я его до сих пор?

У меня в горле встает ком; не только от её слов, но и от того, что они подразумевают, ведь я был достаточно глуп, чтобы не спросить об этом раньше, чтобы не спросить об этом самого себя. Я так мало о ней знаю… Она не хотела мне много рассказывать. Возможно, не могла.

— Нет, — отвечает она, прежде чем я успеваю выдавить неуверенный ответ. — Я больше не влюблена в него, Кириан. Однажды я верила, что буду способна на всё ради него, даже предать Орден, но он был с этим не согласен. Он обещал, что сбежит со мной, но уехал выполнять свою миссию, а потом и я покинула Орден, чтобы стать Лирой.

Она поднимает пальцы свободной руки и внимательно их разглядывает. Кончики покраснели от холода.

— Я рад, что ты была не одна, — осмеливаюсь сказать я.

Одетт удивленно смотрит на меня. Я вижу, как она сглатывает. — Я тоже. — Она моргает, когда снежинка повисает на её длинных ресницах. — У меня были друзья.

— Элиан, — вспоминаю я.

Я сжимаю её пальцы крепче, когда она улыбается. — Элиан, Алекс и Леон. Мы четверо готовились к разным подменам, но все под началом одного мастера, Бреннана.

— Вы с Евой не ладили, верно? — Она была сущей мегерой, — бросает она, и напряжение немного спадает. Я смеюсь. — Но они… они и правда были для меня семьей. Мне повезло, — добавляет она. — Не все могли бы сказать то же самое.

— Ты думаешь о них?

Она придвигается ко мне чуть ближе, почти незаметно, едва уловимо. — Не часто. — На губах появляется грустная улыбка. — Может, это делает меня ужасным человеком, но… я стараюсь этого не делать. Когда всё это закончится, я помогу Еве уничтожить Орден. Мы сорвем с них маски и расскажем всем этим украденным детям, кто они на самом деле. Я знаю, многие предпочтут смерть, чем поверят нам. И знаю, что некоторым придется умереть. — Она замолкает на несколько мгновений, словно потрясенная собственными словами. — Не знаю, что будет с теми Воронами, что уже внедрены, как Алекс или Леон. Я никогда не видела их истинных лиц, как и они моего. Не знаю, смогу ли я как-то донести до них правду и захотят ли они её слушать… Надеюсь, что да.

— Я буду рядом, когда это случится.

Одетт поднимает наши сцепленные руки к лицу и дышит на них, согревая своим теплом. Она могла бы сделать это магией, но так лучше; интимнее.

— Помню, ты обещал помочь мне узнать правду, — бормочет она, не отрываясь от наших пальцев. — Но теперь, когда я её знаю, теперь, когда я вернулась домой… — Она оглядывается по сторонам. — Ты не обязан выполнять это обещание. Ты знаешь, я всё равно помогу выиграть эту войну.

Я легонько тяну её за руку и на этот раз сам подношу её к губам, чтобы поцеловать холодные костяшки. Затем наклоняюсь к ней. — Возможно, это прозвучало неясно — моя вина, если так, — но я бы тоже пошел за тобой в ад.

Что-то дрожит в зеленых глазах Одетт, глазах цвета лесов моего дома, цвета магии и свободы. Она не отвечает, ей это и не нужно; потому что всё, что она хочет сказать, она говорит мне без слов. Она проводит холодными пальцами по моим щекам, запускает их в мои волосы и тянет меня к себе, заставляя наклониться ниже, чтобы поцеловать.

ЭТЧЕХАУН

Нирида годами видит тень. Она замечает её лишь краем глаза и настолько привыкла, что не обращает внимания. Лишь в редкие мгновения она задается вопросом, что это такое — когда тревога переполняет душу, когда страх смыкается вокруг горла и сжимает так сильно, что становится трудно дышать.

Тогда она слегка поворачивает голову и в этом слепом пятне, наполовину сотканном из воображения, ей кажется, что она видит тень своей сестры. Она видит её в красивом платье, но залитом кровью, и та часть её сознания, что считает это игрой воображения, ненавидит себя за то, что не может видеть её иначе: не может представить её в одном из любимых чистых платьев, с пшеничными волосами, в которые вплетены цветы, собранные вместе с матерью, босой, бегущей по лугу у их дома летом…

Она ненавидит себя за то, что видит её в платье, в котором та умерла, вся в крови, когда после смерти отца позволила выдать себя замуж за одного из дворян, которых Львы хотели посадить в Эрее. Она сделала это только для того, чтобы убить его в брачную ночь и забрать с собой столько солдат, сколько сможет.

Командор вынуждена закрывать глаза, пытаясь не видеть её. Но она не знает, что не ей выбирать, как является сестра; та принимает форму, которая должна потрясти её — невозмутимую, холодную, сильную Нириду.

Её сестра стала Этчехаун. На языке магии etxe означает «дом», а jaun — «хозяин».

Она стала хранительницей своего дома в тот миг, когда покинула план смертных. Она никогда не думала об этом, о том, что будет после, но когда пришел час, ей не пришлось размышлять: она осталась ради неё, ради Нириды. И всё потому, что в свои последние мгновения она боялась не за свою жизнь, а за мать и сестру, которых оставляла одних. Если она и жалела о своих решениях, то лишь потому, что тогда поняла: её поступки могут иметь последствия, которые обрушатся на них.

Этого не случилось, потому что мать умоляла, но и уйти тогда она не смогла. Теперь она дух-защитник, который не перейдет в обитель Мари, пока этого не сделает и Нирида. Их судьбы связаны.

Она