Песенка про любовь - Юлия Гойдт

— А с Юрой вы разговаривали? — спросила я.

— Зачем? — искренне удивилась она. — Ведь всё же решено!

Она была безнадёжна. Я закатила глаза и пошла прочь, ничего ей не объясняя. Она не поняла бы ничего. А мне вот только её истерик и интриг не хватало в данный момент. С меня достаточно было моих родителей, вернее, мамы, которая почему-то тоже лихорадочно требовала от меня принятия какого-то решения. И она не верила, что всё уже решено. Тот факт, что я не гоню от себя Юрку, почему-то был для неё каким-то главным аргументом в каком-то споре.

Только папа меня понимал. Когда я приходила к родителям, мы с ним часто просиживали на диване в общей гостиной. Папа обнимал меня, тихо интересовался, нет ли вестей от Серёжки. Если были, я рассказывала. Если нет, рассказывала тоже. Папа выслушивал, но никак не комментировал, просто прижимал меня к себе, создавая для меня иллюзию защищённости и поддержки. В такие моменты казалось, что я снова маленькая девочка, что папа точно знает, как быть, и надо просто ему довериться. Я прекрасно понимала, что это не так, что принятое мной решение только моё. Но было так приятно сидеть рядом с папой и ощущать его надёжную и родную руку на своих плечах. Егор ужасно ревновал нашего родителя в эти моменты, и всегда кончалось тем, что он вклинивался между нами, обнимал обоих, несколько секунд сидел притихший, а потом взрывался и требовал, чтобы мы с ним играли. И мы играли. То в прятки, то в лошадки, то ещё в какую-нибудь железную дорогу.

Глава 15

В тот самый день я вдруг увидела, что пришла весна. Вернее, я давно уже знала, что наступил май, и по погоде меняла свои одёжки. Но увидела я весну именно в тот день. С утра у нас была защита нашей научной работы. Наша группа собралась в лекционном зале. Все были принаряженные и торжественные. Ромка почему-то очень нервничал, гораздо сильнее, чем мы трое. Лариса сияла. Накануне они с Сувориным оттащили заявление в ЗАГС, и теперь на личике её было написано, что жизнь удалась.

В зале было полным полно учёного народа, наших сторонников и оппонентов. Причём это были люди не только из нашего университета, а, похоже, со всей страны, исследователи и практики. Юрка потихоньку рассказывал нам, кто из них кто. Он держался очень уверенно, помогая нам с Ларисой избавиться от страхов. Только я всё равно ощущала внутренний холодок. Ей богу, когда мы затевались с нашим исследованием, я и вполовину не представляла, как всё серьёзно.

Зато когда обсуждение началось, волнение из меня куда-то улетучилось. Потому что главная расстрельная команда выбрала основными мишенями нас с Ромкой. Вопросы сыпались со всех сторон. Пока я отбивалась, Шнайдер очень чётко выдавал демонстрационные материалы. Он был просто молодец. В затруднительные моменты я смотрела то на него, то на Юрку. Мальчишки каждый раз меня выручали. Короче говоря, когда всё кончилось, я испытала такую невероятную лёгкость, что немедленно захотелось изобразить здесь нашу с Юркой тарантеллу.

— Ты чего улыбаешься? — спросил Марков.

Я рассказала, продолжая веселиться и пытаясь предположить, какие физиономии сделались бы сразу у всех присутствующих. А Юрка неожиданно помрачнел.

— Господи, — проскулил он. — Это же уже сегодня!

Я с недоумением уставилась на него. И вот тут-то и выяснилось, что хвалёный Юрочка поболее моего боится предстоящего выступления, что когда он влезал во всё это (из-за меня!), он не думал как-то, что ему действительно придётся выходить на сцену. Выходить и при большом стечении народа… Я злорадно ухмыльнулась, но, видя, что ему и в самом деле плохо, сказала, что он классный, и что всё будет хорошо.

— Братцы, я есть хочу, — сказала вдруг Лариса. — С утра не могла ни крошки проглотить.

И мы пошли в кафе. И вот тут-то я и заметила, какие большие и яркие листья на деревьях, какое глубокое и синее небо над головой, и как всё вокруг цветёт и радуется.

До конкурса оставалось несколько часов. Я предложила пойти ко мне и ещё раз примерить костюмы. Лариса спросила, можно ли она позовёт Суворина. Я пожала плечами. Я больше не сердилась на Артёма.

Вот только в своей эйфории я совсем забыла, что такое этот сумасшедший лицедей. Примеряя перед зеркалом костюм, я краем уха слушала его разглагольствования о том, что первейшее дело перед выступлением хорошенечко вмазать. Это добавляет куражу и напрочь снимает зажатость. Суворин сыпал всякими историями из серии «Волобуев, вот твой меч!» Юрка с Лариской хохотали до упаду. В какой-то момент я почувствовала неладное и повернулась.

Но было уже поздно! Имела место бутылка с алкоголем, опустошённая на две трети. Я ахнула. У Юрки глаза смотрели в разные стороны, а движения были нечёткими. Я заревела от ярости и безнадёжности. Столько было принесено жертв, столько затрачено усилий и ради чего? Ради того, чтобы сейчас Марков мертвяком свалился на диван и отключился до завтра? Они перепугались.

— Полька, ты чего? Чего ты, Полина? — принялись они твердить на три голоса.

Я схватила валявшийся на стуле какой-то журнал и принялась охаживать мальчишек. Они закрывались руками, уворачивались, хохотали.

— Полька! — закричал Суворин. — Да это же всего лишь слабенькое винцо! Да его обдует через полчаса! Я ведь помню, что он слабак! Полька, ай, перестань!

— Что-о?! — вскричал Юрик. — Я слабак?! Я?!

Они устроили возню с выкручиванием рук и подножками. Как дети, ей богу. А Лариса погладила меня по плечу.

— Полька, — сказала она. — Ты просто устала. Отдохни. Может, приляжешь? Ты работала всё это время как безумная.

Но расслабляться было рано.

— После конкурса, — сказала я. — Напьюсь. И буду спать тридцать лет и три года.

Лариса фыркнула.

— Как ты вообще решилась на это выступление? На тебе итак было столько всего…

— Кулибин, — простонала я. — Задурил. И никто не заступился. — Я обвинительным жестом уставила на неё палец. — Даже староста!

— Я просто не успела! — вскричала расстроенная Лариса.

— Эй! Не расслабляться! — рявкнул Артём. — Полька, ну-ка!

Он всучил мне стакан с вином, а сам схватил журнал, которым я их лупила.

— О-о, — сказал он. — Я-то думал, что ты гламурная барышня, а ты «Плейбой» почитываешь!

— Что? — удивилась и разозлилась я. — Да ты сам его притащил наверное!

— Свежачок, — продолжал издеваться Артём. — А где ты хранишь остальную коллекцию?

Мальчишки склонились над журналом, хихикая и отпуская замечания в мой адрес, а я моментально вскипела. Я выдрала у них журнал и вдруг