В ловушке - Вера Холлинс

— Мне было легче справляться с болью, потому что ты отвлекала меня. — Его дыхание обдувало мои губы, и я отвела голову в сторону, борясь с этим, отказываясь позволить ему поцеловать меня. Я знала, что не должна позволять своему состраданию к нему перевешивать горькую правду о том, что мне следует держаться от него подальше.

Его дыхание теперь было на моей шее, скользя по ней короткими, теплыми хлопками…

Я закрыла глаза и тяжело сглотнула. Я почти чувствовала это. Его губы на моей шее…

Не надо, подумала я, или я прошептала это?

Поцелуй так и не состоялся. Он слез с меня и сел рядом со мной. Я несколько секунд смотрела в потолок, мое сердце колотилось в ушах.

— Ну и что? Ты собираешься мне ответить? — Спросил он, и я неохотно посмотрела на него. — Почему ты не скучаешь по своему родному городу?

Я села и вздохнула, глядя на свой облупившийся розовый лак для ногтей. Я не понимала, почему он был заинтересован. Он лез в мою жизнь, чтобы… что? Удовлетворить свое болезненное любопытство? Собрать больше материала, который он мог бы использовать против меня?

Но когда я рассмотрела его лицо, я не нашла ничего злонамеренного. Если только я не была безнадежно наивной, за его вопросом не было никаких злых намерений.

— Меня там тоже травили, — наконец ответила я. Мое лицо потеплело, когда на меня нахлынул поток плохих воспоминаний.

Там я не вписывалась в то, что некоторые мои сверстники считали приемлемым или привлекательным, отсюда все эти оскорбления и насмешки в мой адрес. Они считали себя забавными. Они считали, что имеют право смеяться надо мной, как будто я была менее достойна из-за своих форм. Как будто не было человека с чувствами под этой внешностью. Как будто имело значение только то, что тебя считают красивой снаружи. Поэтому они издевались надо мной и смеялись надо мной, заставляя меня чувствовать себя чужой.

— Не новость, да? — Спросила я, когда он промолчал.

— За что тебя травили?

Я недоверчиво усмехнулась. Он, как никто другой, должен был знать ответ на этот вопрос.

— Ты мне скажи. — Я встала. — Ты тот, кто назвал меня толстой в тот день, когда я сюда попала.

Он нахмурился и вскочил на ноги.

— Я на самом деле не это имел в виду.

Мои глаза округлились.

— Давай еще раз?

Он пошел за мячом, избегая моего взгляда.

— Когда я впервые увидел тебя в школьной столовой, я не думал, что ты толстая. — Он начал отбивать мяч. — Ты не худышка, и у тебя были изгибы, да, но это не помешало мне разглядывать тебя.

Я нахмурилась на него.

— Позволь мне прояснить это — ты не считал, что я толстая в тот день в столовой.

— Верно.

— Ты считал… — Мне пришлось нагло высказаться и задать вопрос, который я сгорала от желания задать. — Ты счел, что я привлекательная?

Он отвел взгляд, наклонив голову вниз.

— Да.

Мой живот сделал несколько сальто, выдавая мой гнев. Я проигнорировала его.

— Но ты же сказал мне, что я жирная.

Он сильнее отбил мяч.

— Да.

— Почему?

— Потому что я предположил, что это может быть твоей слабостью. Поэтому я использовал это против тебя.

— Ты использовал это против меня, потому что по какой-то причине я тебе не понравилась с того момента, как ты меня увидел.

Он перестал пинать мяч и, наконец, посмотрел на меня.

— Именно так.

Я зажала рукой рот. Я не знала, что хуже: то, что Блейк думает, что я толстая, и стыдит меня за то, что я толстая, или то, что он на самом деле не считает меня толстой, а стыдит меня за то, что я толстая, потому что хочет использовать мою слабость против меня.

— И почему я тебе не понравилась?

Он молчал, снова начав отбивать мяч, и каждый отскок приносил больше напряжения и гнева, которые быстро распространялись и все больше завладевали мной. Так что это был еще один вопрос, на который он собирался отказать мне в ответе.

— Ты хоть представляешь, что ты натворил? У меня и так достаточно плохое представление о себе, но ты должен был сделать его еще хуже?!

Он бросил мяч и провел рукой по лицу.

— Я уже говорил тебе, что понял, насколько это было неправильно. Что-то во мне изменилось за последние несколько дней. Я уже не тот парень, которому было все равно, как сильно тебе больно. Если бы я мог сейчас взять эти слова обратно, я бы это сделал.

Я покачала головой. Моя грудь ныла от острой боли, которая так долго в ней жила.

— Если бы ты только знал… если бы ты только знал, как глубоко ранит каждое твое оскорбление. Если бы ты только знал, как сильно я себя ненавидела. — Я шмыгнула носом и повернулась к нему спиной. — Ты сломал меня, — прошептала я.

Он долгое время ничего не говорил, и я уже начала думать, что он вообще не собирается говорить.

Но потом он сказал:

— Если бы ты мне тогда это сказала, мне, наверное, было бы все равно. Но сейчас… сейчас мне больно. Мне больно, что я причинил тебе столько боли. Мне больно знать, что я так сильно тебя ранил, и я никогда не смогу все вернуть.

Я закрыла глаза, говоря себе, что не поддамся сожалению и чувству вины, которые я слышала в его тоне. Несколько тихих слов не могли заменить ужасы его поступков, или так я продолжала убеждать свое сердце.

— Но есть кое-что, чего я не понимаю, — продолжил он. — Почему ты никогда не сопротивлялась? Почему ты позволяла людям вытирать об тебя ноги?

Я резко открыла глаза и обернулась.

— Извини?

— Почему ты позволяешь людям оскорблять тебя?

— Я позволяю им?

— Да.

— Ты серьезно спрашиваешь меня об этом? Ты, кто контролировал меня и вселял в меня страх каждый день?

— Это все у тебя в голове. Страх и неспособность защитить себя — все у тебя в голове. Я не умаляю свою вину, но ты позволяешь своему разуму играть с тобой, позволяя мне и другим этим пользоваться.

Я стиснула зубы, кипя от злости.

— Ты не знаешь, о чем говоришь.

Стиснув зубы, он преодолел расстояние между нами.

— Не знаю? Ты понятия не имеешь, через что я прошел.

Я замерла, кадры из того видео снова вторглись в мой разум. Его глаза стали бурными, когда он схватил меня за плечи и потянул так, что наши лица оказались на расстоянии вздоха.