Хозяин Священной Колыбели - Настя Любимка

если скажу, что на ноги он поднялся лишь перед моим появлением. А затем случилось то, что заставило меня кричать. Кричать так сильно, как я ни в этой, ни в той жизни не кричала. Узнав о гибели Вити, держалась, плакала разве что втихушку, постоянно напоминая себе о сыне. Выла только на могиле Сергея Денисовича – его отца. Выла так, что мой сын соскребал меня с земли и всерьез опасался, что мать умом тронулась. Но по сравнению с тем, какой ужас и какая боль накрыли сейчас – то были цветочки!

За спиной Аджая взметнулась черная туча, непроглядная чернильная тьма. И лишь спустя несколько секунд я сообразила, что это не туча – это стена! Всего в шаге позади мужчины. Плотная, опасная, дышащая смертью и смрадом. И мне не нужен был ответ Аджая, чтобы понять – Виктран там, с той стороны стены…

– Стойте! Анастейзи!

Глава 17

«Всему свое время» – эти слова стали для меня не то чтобы утешением, скорее, молитвой, позволяющей ненадолго утихомирить чувства, бушевавшие в моей душе.

Вставать поутру, заниматься делами, тетешкать детей и раздавать приказы. Работать весь день, как проклятая, и ложиться в кровать, напоминая себе – еще не все потеряно.

Чему быть, того не миновать. Никак. Все предопределено. Ты не можешь подстелить соломку там, куда упадешь. Просто оттого, что не в наших силах постоянно предвидеть, где именно произойдет падение.

Смирение. Вот, что осталось мне. Покорность. Так было нужно. Именно вот так мироздание решило. Череда событий, произошедших в нужное для вселенной время. На богов надейся, а сам не плошай.

Виктран все равно бы туда ушел. Остановить не смог бы никто, даже та, которую он назвал любимой.

Я сожалела не о том, что пустила его в Погребенный город. О жадности и собственной скупости жалела!

Старая дура! Любви мне не надо? Тело пусть молодое, да душа привыкла в одиночку ночи коротать? И мужчину подле себя никак не видела? Ха!

Когда же шкура Анестезии Падловны так к телу приросла, что я себя под ней найти не смогла? Истинные свои желания и надежды! Оставив лишь ехидство, злую иронию и стальной стержень, несгибаемый. Лошадь ломовую, что привыкла переть напролом к единственной цели – благополучию детей, семьи. На личное счастье табу наложив, да заперев под тысячью замками даже саму мысль об этом!

Свадьбу зажала, вдовой снова быть не захотела...

Вот и накаркала! Каркуша дряхлая!

А теперь что, снова ждать семидесятилетия? Так для чего? Чтобы сожалеть о несбывшемся?

Ну и пусть любимый не помнит ту, прошлую жизнь. И пусть! Это же лучше, гораздо! Когда нет сожалений, когда на губах печать предательства не горит, когда прахом надежды не осыпаны!

Вечно себя одергивала, что не до глупостей, не до любови, что работы вагон и маленькая тележка… А жить тогда когда? И как? Куклой пластмассовой, роботом? Да вечно за чужим счастьем подглядывать?

Нужна любовь! Черт меня побери! Нужна!

В тот миг, когда Аджай рванулся из последних сил и, схватив меня дрожащими руками, удержал, да в переход, едва не схлопнувшийся, затащил, я возненавидела и этот мир, и себя, глупую. Вдруг четко осознав, что не нужен мне этот мир и его благополучие без морфа.

Это не значило, что мне плевать на детей и близких. Это не так! Но если бы не Аджай, я бы, не раздумывая, в ту стену из тьмы сиганула. Чтобы плечом к плечу, спиной к спине встать рядом с любимым. Вдвоем справляться с опасностью легче. Когда ты не один, когда рядом тот, кто готов разделить с тобой вечность – море по колено! И шансов вернуться к тем, кто ждет – больше.

Но история не терпит сослагательно наклонения. Все произошло так, как и должно.

Оставалось ждать. Молиться за то, чтобы он вернулся живым. А пока Виктран был жив. Это я знала наверняка.

 – Дочка, погляди, – аргерцог протянул мне лист, – я нужное подчеркнул.

«Дочка»… Больше вехимана я не просто позволяла себя так называть, я откликалась. И не испытывала по этому поводу никаких негативных чувств или неудобств.

Дочка. И точка. Мне есть, за что быть ему благодарной.

– Видишь, тут жрецы особо выделили этот городок. Если исходить из этих данных, я там приют основал пять ходов назад, дети…

Снова…

Я закрыла глаза, удерживая волну слез, что готова была прорваться плотиной. Цыть, Настька! Ночью поплачешь. Обо всем, обо всех… Терпи, девочка, дальше станет легче. Непременно.

Мы работали над воспоминаниями Амадео. Весь этот проклятый вехиман с хвостиком. Июль уж к концу подходил…

Вообще, у меня отличная команда. Не только жрецы, все…

С неожиданной стороны открылся Асим. Я и до того знала, что он и как руководитель, и как учитель прекрасен, но вот то, что он еще восхитительный стенографист, узнала позже.

Именно он вместе с жрецами переносил на бумагу события каждого года, каждого месяца и дня жизни аргерцога, извлеченные из того отрезка нити, что пряха у него умыкнула. Записывал быстро, ничего не упуская, и справился за неделю… Конечно, у него тоже были помощники, но львиную часть работы он взял на себя. Как и Шева с Авешем, что вслух описывали увиденное в отрезке нити.

И после первых ошеломляющих новостей, полученных из памяти аргерцога, я всерьез думала над тем, чтобы эти воспоминания потом Амадео не возвращать.

Менталисты, будь они прокляты, перекроили судьбы многих людей. По-настоящему хороших людей. И Амадео однозначно был в их числе.

– Дочка, ты прямо сейчас отправишься? – голос Амадео звучал устало.

Поначалу аргерцог был буквально раздавлен, но смог взять себя в руки и, приняв новую реальность, старался исправить то, что своими же руками натворил.

– Может, на этот раз стоит взять меня?

– Со мной пойдет Асим, Амадео. Нам уже привычно работать вместе. Управимся быстрее, да и…

Я сглотнула вставший в горле ком. Еще один приют! Еще одно место, где менталисты проводили свои эксперименты над сиротами. А сколько их по всему миру?!

Благодаря информации, выуженной из памяти аргерцога, той, что он сам не помнил, мы пока обнаружили пятнадцать. Повезло нам в трех, там все еще были