НИИ ядерной магии. Том 3 - Анна Гращенко

В действительности соблазн согласиться был. Огромный. Казалось, забери Хытр эти чувства, что уже будто начали отравлять Фиму изнутри, и жизнь станет намного проще. Она попробует построить новые отношения, а нет – так отправится на катере в море, а после – в НИИ, где её проект по-прежнему простаивал и очень ждал хозяйку. Но идею пойти лёгким путём Фима быстро отогнала – слишком подозрительно, на её взгляд, вела себя Хытр. И давать ей то, что она практически вымогала, не хотелось.

Фима видела, что Хытр была в раздумьях, и не могла даже представить, что творится у неё в голове. Хотя бы потому что не была уверена, что у духа мыслительный процесс работал так же, как у людей. Если верить тому, что Фима (а с ней и весь ведовской народ) знала о духах, Хытр сейчас была здесь с ней, и в то же время – была везде. Текла магическими потоками через плодородную почву, обнимала морской водой кораллы на морском дне, шелестела бризом среди сосен. Она была с каждым, кто использовал сейчас магию, с каждым, кто сделать это только собирался. Она была в лёгких колдунов, которые начитывали заклинания, и на кончиках пальцев ведьм, которые готовили особенные отвары и набивали птичьими костями свои мешочки с проклятьями. Она и по венам Фимы бежала, и питала через землю её тело, медленно, но постоянно наполняя её саму магией. И от того особенно смущало Фиму, что Хытр глядела на неё хмуро, будто решая, отбирать ли что хочет силой или продолжать уговаривать. Только сейчас юная ведьма задумалась о том, откуда вообще могли взяться правила, о которых ей рассказал Александр? Кто мог запретить духам убивать колдунов или забирать что-то без спроса? Разве не они придумали для ведовского народа все правила, которым те слепо и безропотно подничяются?

– Твоя взяла, – медленно, проговорила Хытр. Мелодичность в её голосе постепенно менялась на скрип. – Силой я забрать не смогу. Но ты же не думаешь, что я так просто всё оставлю?

Она улыбнулась, и улыбка эта была пугающей, поскольку всё остальное её лицо оставалось неподвижным. Фима вдохнула поглубже и обвела взглядом окружающий её пейзаж в поисках укрытия. Она понимала, что с большой долей вероятности это было довольно бессмысленно – это даже не её привычный мир, и всё тут, судя по всему, было настолько пропитано магией, что дёргаться было по меньше мере глупо. И всё равно, стоило краем глаза уловить быстрое движение духа, Фима резко отскочила в сторону и побежала в сторону деревьев.

Это было как раз кстати: после того, как Хытр коротко дёрнула указательным пальцем в сторону Фимы, трава, которой поросла вся полянка, заструилась ввысь, став ростом с человека. Она утратила былую шелковистость и стала жёсткой, как осока. Поросль зашелестела и, пока Фима бежала к укрытию, наносила острыми краями порезы по всем открытым участкам её тела. По одному такие ранки приносили только дискомфорт и досаду, но когда они сыпятся десятками на руки, шею и лицо – вызывают настоящую боль. Фима как могла закрыла лицо, но всё равно ежесекундно чувствовала, как новые и новые порезы рассекают кожу.

Добравшись до кромки леса, она перестала слышать шелест травы, но всё равно продолжила бежать, надеясь оказаться от Хытр как можно дальше. Если бы сейчас она могла прислушаться к разумной своей части, обязательно учла бы и то, что Хытр по-прежнему находится сразу везде, и вряд ли хоть где-то можно от неё скрыться; и то, что ничто не помешает духу взрастить такую же осоку или что похуже в любой другой зоне леса. Но её разумная часть была задавлена частью животной. Бравада улетучилась, как и дерзкое желание обмануть духа и гнуть свою линию.

Спустя несколько минут этой панической гонки Фима всё же остановилась. Она резко, запуганно оглянулась. Никого не увидев, облокотилась на ствол цветущей черёмухи и заскулила, глядя на собственные руки. Тыльная сторона ладоней превратилась в одну большую рану: порезы уже начали сочиться кровью, и сейчас было похоже, что она надела красные перчатки. Боль была острая и заставляла руки пульсировать. Фима облизнула пересохшие губы, и тут же ощутила металлический привкус на языке – лицо тоже было исполосовано. Ни один из порезов при этом не был достаточно глубоким, чтобы нанести ей настоящий вред.

«Напугать меня хочет, – подумала Фима, судорожно хлопая по карманам в поисках салфеток или чего-то ещё, чем можно протереть порезы, – не убить».

Постепенно паника отступала, хотя страх как таковой никуда не делся – он сидел слишком глубоко, переплетённый растерянностью и непониманием происходящего. Одна и та же мысль билась в её голове, но не выходила во вне. Будто запертая канарейка, она трепетала в глубине сознания, теряя силы от каждого столкновения со всем, что Фима знала с детства и что принимала на веру как неоспоримые факты.

«С Хытр что-то не так», – вертелось на языке, но продлить размышления не удавалось.

Раздался голос духа. Он зазвучал не из-за спины, а наоборот спереди, будто всё это время Фима бежала не прочь, а к ней навстречу.

– Долго не набегаешься, Фи-моч-ка, – дух говорила почти нежно.

– Ну уж сколько побегаю, – прошептала та, не ожидая, что Хытр её услышит.

Однако дух ответила:

– Но зачем оттягивать неизбежное?

– Возьми что-то другое! – крикнула Фима, вспомнив об изначальной цели их встречи. – Хочешь, отдам мой дом? Я очень его ценю. Очень!

– Знаю, что избу свою любишь, – протянула Хытр. Вдалеке показался огненный столб. – Да только мне её не надо.

– Тогда, – Фима судорожно соображала, – гримуар? В нём все заклинания, которые я придумала.

– Предложение интересное, – Хытр цокнула языком, – эта вещь действительно ценная, тем более, что я могла бы обязать тебя не переписывать хранимые в нём тексты…

– Хорошо, я согласна! По рукам?

Огненный столб становился ближе, Фима видела, как он на глазах увеличивается в размерах, будто подползает к ней. Или она сама подбирается к полянке, хотя не делала ни шага.

«Была бы хоть какая сила у меня, – думала Фима. – Даже на „Дублия животь“ не хватит. Бесы!»

Обидней всего было чувствовать, что буквально всё вокруг неё пропитано магией, каждый листик, каждая пылинка сочится силой – и нельзя использовать ни одну из них.

«Разве что…»

Фима резко опустилась на землю и уселась по-турецки. Она стянула рюкзак и пальтишко, устроила и то, и то на коленях. Из рюкзака трясущимися и всё ещё кровоточащими руками достала швейные принадлежности. То и дело поглядывая в сторону приближающегося ритуального огня, с четвёртой попытки вдела нитку в иголку и затянула неаккуратный узел на нитке ярко-жёлтого цвета. Сделала несколько грубых, хаотичных стежков.

«Не отступлю, – твердила она себе мысленно. – Смогу. Всё смогу, бесы дери!»

Через минуту стежки уже превратились в соцветие мать-и-мачехи. Оно было неаккуратным и пропитанным нервозностью, но Фима погладила его со всей любовью, которую могла сейчас проявить. На нитки попали капли крови. Какое-то время они безобразно уродовали цветок, но затем вдруг пропали – мать-и-мачеха впитала их, будто губка. Фима удивлённо ахнула и снова испачкала цветочек кровью – всё повторилось.

«А это уже хороший знак!»

Она зажмурилась, прислушиваясь к себе: к тому, как тело отыскивает магию в самом факте её, Фиминого, существования. Не сразу, но всё же она ощутила, как сила, что сочилась в земле под ней, изменила своё направление и медленно, тягуче потекла по венам. Это чувство опьяняло. В голове помутнело, мысли сначала спутались, а потом будто вовсе исчезли. Фима ощутила, что порезы на её теле затягиваются сами собой – неприятная пульсирующая боль осталась лишь в её голове, спровоцированная пережитым стрессом. Хытр удалось напугать её по-настоящему, и Фима всерьёз подумала, что переборщила и попыталась слопать кусок больше, чем могла бы прожевать. Но спустя ещё минуту или две даже эти чувства ушли, оставив голову ясной.

Фима открыла глаза и улыбнулась, видя, как нитки и иголки пляшут над её пальто. Плотная ткань расцветала десятками цветов и и всполохов, на глазах юной ведьмы сам собой вырастал целый сад, который ей предстояло носить на плечах.

Беглый взгляд вперёд – огненный столб уже совсем близко, и даже можно было разглядеть силуэт Хытр, ожидавшую её. Трава приняла свой изначальный вид