Наставница для наследника престола - Елена Александровна Романова

утопая в складках собственного платья. Безупречно красивая. По твердому хищному взгляду ясно — она человек жесткий. У нее большие синие глаза, и синева эта настолько холодная, что я поеживаюсь.

— Ваше величество, — склоняюсь в реверансе.

Фрейлины молчаливо взирают на меня, и я ощущаю себя мышью, попавшей в гнездо гадюк. Натыкаюсь на взгляд леди Эшфорт, словно на выставленное копье, и внутри все начинает трепыхаться от раздражения. И, тем не менее, внешне я абсолютно спокойна. Не транслирую и признаков стыда, которые, вероятно, все ждут.

— Свободны девушки, — произносит королева.

Фрейлины поочередно поднимаются, приседают в реверансах и уходят. Значит, разговор будет «тет-а-тет». Откровенный.

В отличие от всех остальных королева знает о моей жизни очень много: о том, например, что именно я помогала Кайлу в Арвале и о том, что встречалась там с герцогом.

Но я молчу, позволяя Летиции задать тон нашей беседе.

— Я помню ваш первый выход в свет, — вдруг говорит она задумчиво. — Вы потерялись в королевском парке, порвали платье и так горько плакали, что ваш отец не знал, куда деться со стыда. А вчера я вас не узнала. И не только из-за внешности. Вы смотрите по-другому.

— Прошло много лет.

— Люди так не меняются, — убежденно говорит королева. — Ваше преображение кажется мне очень занятным, но оно беспокоит меня не так сильно, как поведение лорда Элгариона. Он еще никогда не делал для женщины больше, чем сделал для вас.

Сдержанно слушаю ее откровения, не позволяя ни одной эмоции вырваться наружу.

— Его светлость считает мой дар полезным для короля.

Летиция скрывает усмешку.

— Чтобы использовать ваш дар, ему не обязательно было делать вас наставницей.

Она вдруг поднимается, шурша светлым платьем. Пока она отпирает шкафчик стола, а затем и шкатулку, я стою молча, ощущая себя орудием, которым эта женщина хочет воспользоваться.

В ее руках оказываются свертки каких-то документов. Она протягивает их мне, сохраняя на лице нечитаемое выражение, и поясняет:

— Это письма отчаявшейся матери.

Неужели она думает, что кто-то в Гнемаре не знает этой истории? Великий герцог привез ко двору Кайла, когда тому было три года. По приказу короля Сайгара.

— Аарон может быть безжалостным, — вдруг говорит Летиция и поднимает на меня колкий взгляд.

Думаю, нет смысла интересоваться, откуда ее величество раздобыла эти письма.

— Я не смею судить о его решениях, — чеканю ровно.

Взгляд королевы стекленеет, а губы едва заметно поджимаются.

— Ему было всего двадцать два года, когда он забрал Кайла. Но даже в этом возрасте он был одним из самых безжалостных и опасных людей Равендорма. Скольких же он убил, Неялин… Только взгляда и было нужно.

Сглатываю.

Если она хочет меня напугать, то справляется плохо. Я и без нее знаю, с кем имею дело.

— Передайте эти письма его величеству, — наконец, приказывает королева. — Кайл должен знать правду.

Недальновидно.

Я и пальцем не пошевелю.

Королева с изумлением заглядывает мне в глаза, сжимая стопку писем, а затем понимающе скалится.

— Королю обо мне лгут. Герцог оградил его от всего, даже от правды. Я никогда не желала Кайлу зла. Я и сама мать, Неялин. Я знаю, что мои дни сочтены, но я хочу, чтобы моя дочь жила. В ней тоже течет кровь Тэнебран, но с момента, когда я взяла ее на руки, я поняла — это конец. Она родилась девочкой и была всего лишь третьим ребенком Сайгара. И уже тогда я знала, что Аарон захочет избавиться от нее.

Я столбенею. Смотрю в ее глаза, и я не могу уловить чертовой лжи.

Королева вновь протягивает письма, и я молча беру. Взгляд невольно скользит по строчкам: «Умоляю Вас своей жизнью и всем, что мне дорого, позвольте мне повидать сына. Хоть издали, хоть тайно… только бы увидеть его…», «Ваша светлость, я тяжело больна и молю вас — заклинаю! — позвольте увидеть и обнять его!», «…больше не осталось ничего в моей жизни, кроме надежды…»

— Он никогда никого не жалел, — шепчет королева, — не пожалеет и мою дочь.

Она отходит к креслу, устало опускается и смотрит на хрустальную вазочку, наполненную разноцветными драже. Извлекает одну и крутит в пальцах:

— На вашем месте я была бы осторожна. Вам тоже есть, что терять, — она закидывает драже в рот и делает легкое движение пальцами.

Разговор окончен.

Я кланяюсь, смиренно иду к выходу, ощущая себя пешкой, вылетевшей с шахматной доски. Письма, которые я несу, жгут мне ладони. И что мне теперь с ними делать?

Глава 33

«Рыжая потаскуха».

Когда именно мне под дверь проталкивают записку с таким содержанием установить сложно. Я обнаруживаю ее утром, когда мне приносят пошитое за ночь платье наставницы. Усилия портных, кстати, оправданы — платье сидит хорошо. Оно в меру строгое, скрывающее грудь и шею.

Я снова смотрю на почерк — ровный, твердый и, кажется, мужской.

Сминаю записку и безразлично выбрасываю в камин. Меня ничуть не трогают подобные выпады — надо ж, обозвали!

Гораздо больше меня волнуют письма от матери Кайла. Вчера я их старательно запрятала под матрас и спала на нем всю ночь, словно на иголках. И меня терзала тройственная дилемма: избавиться от них, унеся этот секрет в могилу, отдать Кайлу или Великому герцогу.

Утро в королевском дворце — это нисколько не праздное лежание в кровати. Дворец — это, если хотите, огромный офис, где работа начинается еще ночью, а у некоторых и вовсе не заканчивается.

Четыре тридцать утра.

Едва только рассвело. Вернее — из-за туманного горизонта робко потянулся заспанный солнечный луч. Где-то на задворках королевства заголосили петухи.

А в моей комнате уже полно народа. Две швеи подгоняют платье прямиком на мне, мальчишка-слуга выгружает тюки с комплектами белья, служанка приносит завтрак, а паж уже топчется на пороге с изменениями в расписании короля.

В шесть его величество разбудит специальный человек — оказывается, такой состоит в штате. А до этого времени я должна уже освежиться, поесть и мчаться в лекторий, куда его величество явится после утренней тренировки и завтрака.

Сегодня третий день коронационных балов, и несмотря на то, что король вчера лег спать за полночь, герцог Элгарион неотступно следил, чтобы государь не провалялся в постели лишнюю минуту.

Физической подготовке он отводил особую роль — тренировки монарха были пострашнее средневековой экзекуции. Кайлу ежедневно надлежало выполнять