Флоридский ветер перемен - Лиза Гарм

представляешь, как Я рада видеть тебя, — Проговариваю, когда официант удаляется. — Ты после отъезда совсем исчезла с радаров. Хочу сказать, что мне очень тебя не хватало. Все студенчество о тебе вспоминала.

— Регина не смогла исполнить мою роль? — В голосе Лены прозвучала усмешка. А вот и та, о которой говорить совсем не хотелось. Девчонки всегда напряженно относились друг другу, можно было назвать это своеобразной холодной войной. Лена никогда открыто не выступала против Регины, но я чувствовала, что она не проникается к ней симпатией. Регина же в открытую трубила, что Лена — не та, кем кажется. Себя, наверное, имела в виду в те моменты.

— Сама знаешь, Регина и активная жизнь — стоят по разным баррикадам.

— Я всегда удивлялась, зачем ты так настойчиво её таскала по всюду за собой.

— С детского сада дружили, помнишь ведь, как я отношусь к дружбе с пеленок, — Я грустно выдыхаю, понимая свою глупость в полной мере. Жаль, истинное лицо Регины раскрылось только двадцать лет спустя. Будь раньше — легче приняла бы.

— Помню. Таких людей как ты сложно найти в этом мире, — В голосе подруги улавливается грусть. И что-то еще. Не поняла, что именно, но общий печальный антураж отпечатался и на моем настроении.

После того как нам разливают вино, мы с подругой поднимаем бокалы и звонко брякаемся, стараясь побороть нахлынувшую хандру.

— Чего тогда спряталась от меня как от нежеланного воздыхателя? — Задаю вопрос в лоб, пригубив терпкого вина.

Взгляд подруги стремительно темнеет, она замолкает, что-то выискивая на водной глади реки. Я задумчиво сканирую её хмурые черты лица, отмечая тень и несвойственную потерянность.

— Эй, — мягко прикасаюсь к её руке, замечая увлажняющиеся глаза. — Малыш, ты чего? Можешь ничего не утаивать, я всегда готова прийти на помощь.

— Знаю, — Рвано выдыхает Лена и утирает срывающуюся слезу. А я теряюсь от такой резкой смены настроения. Что могло случится?‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌

— То время сложно вспоминать, — Её голос немного охрип. — Не от лучшей жизни закрылась от всех друзей и знакомых.

Подруга переводит потерянный взгляд на меня, и что-то больно стреляет мне прямо в сердце. Истинное лицо открывается передо мной, в душе закручивается ураган. Ураган страха перед болью другого человека. Нутром чувствую, что мне придется соприкоснуться с травмирующей частью жизни своей подруги, глаза которой сейчас выражают всю тяжесть пройденного пути. Возможно, ещё продолжающегося.

— Ты знаешь, — тихо продолжила она. — Никогда не хотела делиться с кем-то о том отрезке жизни. Подругами я так и не обзавелась. А сейчас увидела твои сопереживающие глаза и поняла, что зря бегала от тебя. В то время мне казалось это лучшим решением, чтобы не вскрывать раны и не слыть неудачницей. Мне тоже тебя очень не хватало, сейчас прочувствовала это отчетливо.

Я сгребла руки школьной подруги и взглядом указала продолжать, передавая свое тепло и поддержку. Своя драма осталась позади.

Лена глубоко вздохнула, осушила бокал до дна и, опустив взгляд, начала:

— Я всеми силами хотела быть гордостью своих родителей, — Такое далекое начало отзывается ещё более неприятным предчувствием, я неосознанно задышала реже. — На фоне брата-чемпиона это казалось непростой задачей. Все лавры всегда доставались ему, поэтому я, можно сказать, сбежала с дома подальше. Родители удивленно приподняли брови когда я сказала, что хочу попробовать поступить в МГУ. Билет мне купили, но знаешь, во взгляде читался какой-то морок сомнения, будто это прихоть самоуверенного ребенка, который просто мечется от отсутствия мозгов. Поддержки там не было. Одни разговоры о светлом будущем моего братца.

Подруга горько хмыкнула, а я поняла, что так мало знаю о ней. О сложных отношениях в её семье слышала впервые. Её родителей помню сдержанными людьми, скупыми на эмоции, но Лена никогда не жаловалась.

— Но я поступила туда. На юрфак как и хотела, — Я с улыбкой вспоминаю студенческий билет МГУ, опубликованный ею в одной из соцсети. — Да только гордости у родителей это не вызвало. Только сухие слова поздравлений и указание подыскивать себе работу на пол ставки, так как денег содержать меня в Москве нет. Им видите ли, необходимо сейчас думать о спортивном будущем брата, так как хоккей — не дешевое удовольствие. А мне пора становиться взрослой.

Мне грустно слушать эти слова. В моих отношения с мамой всё было совсем не так, любовь и поддержка лилась через годы, она была моим другом и опорой. Я ни разу не видела разочарования в её глазах, даже когда совершала глупые поступки. Она даже с ментовки забирала меня с воодушевлением, не ругаясь за то, что мы влезли ночью в городской музей. Окно было открыто, нам было по шестнадцать, а любопытство — не отстающим спутником. Мама тогда лишь посмеялась надо мной, слушая оправдания о забытом реферате на тему исторических личностей нашего сибирского города. Слабо поверила, но виду не подала. Лена тоже тогда с нами была. Я её потом неделю в школе не видела, а когда она появилась — упрямо молчала и не хотела говорить подробности. В силу своего характера я и не стала выпытывать.

— И мне пришлось становиться взрослой, — Лена вырывает из воспоминаний хрипловатым голосом. — Общагу родители оплачивали, а все остальное обеспечивала сама. Ночные смены в ресторанах и барах, подработка на кафедре. Спала от силы по пять часов и нередко прям на парах. Учеба давалась тяжело, но я не отставала. Все изменилось через пол года, — Лена глотнула из вновь наполненного бокала. Чувствуя дальнейшую тяжесть истории, я сделала тоже самое. — На одной из смен в ночном клубе я познакомилась с Тимуром. Он был красив как бог и настойчив как одержимый маньяк. Красиво ухаживал и ждал под дверями, чтобы отвезти домой. Сама не поняла как втюрилась в него по уши. Пропала, стирая границы своего личного пространства. Утонула в нем как в океане. Ждала встречи, считая минуты. Спустя два месяца забрал жить к себе в съемную квартиру. Потом было еще два месяца райского бытия. Родители, узнав, что я больше не живу в общежитии, требовали объяснений. Поведала о наших с Тимуром отношениях, а мне заявили, что я — глупая девчонка, которая сошла с нужной дистанции. И что не за горами моё болезненное и унизительное падение. Больно было в очередной раз. Мать стала звонить реже, отец вообще игнорировал как нерадивое дитя.

Слеза покатилась по её ухоженной щеке, а мне внутренности свернуло узлом. Стало так больно, что руки затряслись. И я со страхом понимала, что дальше будет то, что выбьет дух напрочь.

— Как в воду глядели, —