10000 миль, чтобы найти тебя - Мерседес Рон

– Я тоже, и мне хочется уже покончить со всем этим. Хочу решить все дела, чтобы поскорее вернуться на Бали.

Алекс внимательно посмотрел на меня.

– И что именно ты хочешь сделать?

Я думала об этом несколько дней, никому не рассказывала, потому что знала, что они попытаются переубедить меня, но решение уже принято.

– Я собираюсь отказаться от своего наследства.

Алекс растерянно моргнул.

– Что ты сказала?

– Хочу максимально отдалиться от всего этого, я публично заявлю, что отказываюсь от любых прав, которые могу иметь как наследница своего отца. Мне не нужны деньги, особенно если вступление в наследство может подвергнуть моих близких опасности.

Вид Алекс был недоверчивым.

– Так нельзя, это только заставит людей верить в то, что ты их разводишь, они настроятся против тебя, и это тебе никак не поможет для…

– Ты что, не слышишь меня? – прервала его я. – Мне все равно, что подумают люди, меня не интересует наследство. Мне просто хочется вернуться к своей жизни, я ценю безопасность больше, чем любое наследство, которое может мне принадлежать.

– И ты считаешь, что, если откажешься от него, тебе больше не будет грозить опасность? Они не станут рисковать, предельно ясно, что они не намерены оставлять ни единой болтающейся нити. Ты не сможешь просто взять и вернуться на Бали, Никки.

Я посмотрела на чашку с кофе, которая стояла передо мной.

Мне безумно хотелось вернуться домой, успела уже безумно соскучиться по океану, по прибою, по своей бабушке, собаке, по своим друзьям, по тишине моря и своему острову…

– Не хочу быть частью этой войны, – призналась я, глядя Алексу в глаза. – Не хочу.

Парень внимательно слушал меня.

– Если ты не хочешь сражаться, тогда тебе придется очень хорошо разыграть свои карты, – сказал он, наклоняясь ко мне. – Они должны увидеть тебя со мной, Никки. Пусть знают, что ты не одна, ты не уязвима, ведь у тебя есть я, чтобы защитить тебя, и что, если они не остановятся, то в конечном счете окажутся в тюрьме, или и того хуже… мертвы.

Я сглотнула.

– Когда я была с тобой, в нас стреляли.

– Этого больше не повторится, – сказал он очень серьезно.

– Если бы они хотели убить меня, то сделали бы это сейчас, не думаешь?

Алекс отрицательно покачал головой.

– Думаю, те, кто знал о твоем существовании, не верили, что ты сможешь приехать сюда, и это говорит нам о том, что им известно о тебе гораздо больше, чем мы предполагали.

Я покачала головой.

– Не могу уже так думать, не могу вечно оглядываться, ты вообще понимаешь, насколько усложнилась моя жизнь с тех пор, как я встретила тебя?

Мои слова прозвучали чересчур откровенно, но это были мои искренние эмоции.

С тех пор, как мы встретились, все заметно усложнилось, все распадалось до тех пор, пока не образовалась эта неразрешимая головоломка.

– Я понимаю, что ты хочешь найти виноватого, но тебе не кажется несправедливым то, что ты винишь меня только из-за того, что я рассказал тебе правду?

– Алекс, какую правду?! – воскликнула я, повышая тон. – Какая, по-твоему, польза от того, что я узнала правду?

– Черт возьми, да взять хотя бы то, что ты здесь, нет? – сказал он, стараясь успокоиться и держать свой тон под контролем. Парень огляделся по сторонам, глубоко вздохнул и снова сосредоточился на мне. – Ни к чему обсуждать прошлое или причины тех или иных событий, Николь. Ты хотела повидаться со своим дядей, отлично, ты его увидишь, мы его увидим, но ты будешь рядом со мной, потому что ты всегда будешь под моей защитой. Пускай этот ублюдок увидит, что Леноксы защищают тебя.

По крайней мере, мне хотя бы чего-то удалось добиться.

– Хорошо, – в конце концов мне пришлось уступить. – Поступим так, как ты захочешь, и я скажу своему дяде, что отказываюсь от всего письменно – посредством СМИ или каким бы способом он ни захотел. Порой нужно знать, когда остановиться и сделать шаг назад.

Он качал головой, слушая мои слова.

– Повторюсь: вот бы и я мог смотреть на мир так же, как это делаешь ты.

Я несколько раз моргнула.

– Для этого тебе для начала стоит снять свои очки, – сказала я, и парень непонимающе посмотрел на меня. – Те, которые ты всегда носишь и благодаря которым смотришь на мир как на стеклянную тюрьму.

– И как сейчас обстоят дела в стеклянных тюрьмах?

– Жизнь намного проще, чем ты себе представляешь.

– Только не тогда, когда тебя пытаются убить прямо у меня под носом.

– Они этого не сделали.

– И не сделают, потому что сначала я прикажу убить их голыми руками.

Мы молчали, смотря друг другу в глаза, с силой, которая вызывала у меня дискомфорт, потому что мне чертовски хотелось, чтобы он взял меня, как сделал это в уборной, и помог мне хотя бы на несколько минут забыть обо всем, что творилось вокруг.

– Ты отвезешь меня домой? – спросила я наконец, разрушая чары.

Алекс кивнул и встал.

Я позволила ему отодвинуть мой стул, потому что мне было не очень удобно вставать так же быстро, как это сделал он.

Мы сели в машину, и пока ехали по оживленному Лондону, мне хотелось, чтобы все это было правдой… Мне хотелось быть под его защитой и при этом быть его девушкой, а не просто подругой. Мне хотелось стать частью его жизни так же, как он был частью моей в течение тех чудесных тридцати дней. Мне хотелось… хотелось поехать к нему домой и познакомиться с его дочерью. Быть кем-то бо́льшим, нежели просто девушкой, которую Алекс встретил на Бали.

Неимоверно трудно усмирить чувства, которые боролись за то, чтобы одолеть самую рациональную часть моего мозга, и, прежде всего, трудно обуздать парня, который явно отчаянно желал меня, чего даже не пытался скрыть.

Когда мы подъехали к отелю «Оливьери» и я собиралась выйти, Алекс потянулся и взял меня за руку, заставляя медленно повернуться к нему.

– То, что было в уборной… между нами… – начал он, и мне пришлось тут же прервать его:

– Это была ошибка?

– Да твою ж… Послушай, если все, что было между нами, было ошибкой, тогда я хочу ошибаться в тебе каждую секунду своей жизни.

Я покачала головой.

– Не усложняй ситуацию еще больше, Алекс, пожалуйста.

Он приблизился ко мне, одновременно с тем наклонив голову в мою сторону. Мы были куда ближе, чем я могла вынести, не бросившись при этом в его объятия, чтобы потребовать, чтобы он закончил то, что начал в туалете.

– Даю тебе неделю, Никки, – сказал он, будучи максимально близко