P.S. Я тебя ненавижу - Лорен Коннолли

— Ты приехала, — бормочет он, прижимая ещё один поцелуй чуть ниже уха, вызывая у меня волну мурашек.

Я скрещиваю руки на груди, чтобы он не заметил, как сильно соски проступают сквозь майку. Дом замечает этот жест, его взгляд скользит вниз, затем снова поднимается ко мне. Хмурится, но не отпускает.

— Что-то изменилось? — спрашивает он.

О. Он думает, что меня больше не заводит его грёбаная притягательная задница с татуировками в виде медуз?

— Если ты хочешь свой перекус, то тебе лучше отвезти меня к себе.

Его глаза темнеют, губы кривятся в самодовольной улыбке, а в горле раздаётся низкое, довольное рычание, которое, чёрт подери, только усугубляет ситуацию с сосками.

— Ты тут главная.

Дом отступает, давая мне пространство, и я поправляю очки, делая вид, что не ощущаю потери его близости.

По дороге от аэропорта до его таунхауса он держит меня за руку и рассказывает о планах на завтрашний день. Мы собираемся выехать пораньше, чтобы попытаться избежать пробок на церемонию вручения дипломов. Там будут его родители. Ну и, разумеется, близнецы.

Нам нужно обсудить, как мы будем вести себя перед всеми, но я не хочу делать это, пока от меня всё ещё несёт бортовым питанием.

— Первым делом приму душ, как только доберёмся до твоего дома, — говорю я.

Дом кивает, включая поворотник.

— Я оставил тебе дополнительные полотенца в главной ванной.

Это звучит так, будто он говорит о ванной, которая соединена с его спальней.

— Ты же знаешь, что тебе не обязательно делить со мной кровать. Если у тебя есть свободная комната, я могу остановиться там.

Половина его лица, которую я вижу, морщится.

— Нет.

— Нет, у тебя нет лишней комнаты? — Таунхаус, по идее, должен бы содержать хотя бы одну гостевую.

— Она есть, — нехотя признаётся он. — Но… она сломалась.

— Сломалась? Вся комната?

Он снова кивает. Я с трудом сдерживаю улыбку и сохраняю серьёзный тон.

— Весь твой дом цел, а одна комната… взяла и сломалась?

Кивает. Его большой палец лениво скользит по моим костяшкам.

— А. Ненавижу, когда такое случается.

Дом лишь хмыкает, пока одной рукой ловко паркуется на жилой улице, демонстрируя мышцы предплечья, которые вполне можно было бы записать в разряд непристойной, порнографической, обжигающе-сексуальной демонстрации.

Полчаса спустя, после короткой экскурсии по его двухэтажному дому, который оказался не таким минималистичным, как я ожидала, с его тёмными деревянными книжными полками и уютным диваном, я вставляю линзы и наслаждаюсь душем в его огромной ванной.

Чистая и закутанная в слишком просторный халат, который он для меня оставил, возвращаюсь в спальню, чтобы достать одежду из чемодана. Пока он открыт, вытаскиваю платье, которое собираюсь надеть завтра, и заглядываю в шкаф Дома, надеясь, что если повесить ткань на ночь, складки от путешествия разгладятся. Когда устраиваю его на вешалке рядом с безупречно выглаженными рубашками Дома, замечаю кое-что, что, по идее, вполне должна была ожидать.

На полу его шкафа, спрятанный в дальнем углу, стоит небольшой сейф с цифровой панелью.

Тот самый сейф.

Дом так и не написал мне, что поменял код.

Я сажусь на пол, скрестив ноги, под рубашками с запахом кедра. На мгновение накатывает чувство, будто я собираюсь копаться в чужих вещах. Но потом напоминаю себе, что это мои вещи тоже.

Протягиваю руку и набираю четыре цифры.

0-7-1-8

Ручка сейфа щёлкает, и когда я её поворачиваю, дверь легко распахивается.

Мой день рождения. Почему мой день рождения?

Внутри лежат паспорт Дома и какие-то другие документы, которые меня абсолютно не волнуют. Всё моё внимание приковано к стопке конвертов, у большинства из которых рваные края — следы того, как мы в спешке вскрывали их, чтобы прочитать слова Джоша.

— Эй, Джош, — шепчу я, кончиком пальца постукивая по конвертам, будто пытаюсь привлечь внимание брата.

— Ты решила меня ограбить?

Я вздрагиваю и оглядываюсь. Дом стоит, прислонившись плечом к дверному косяку, и ухмыляется, наблюдая, как я копаюсь в его сейфе.

— А то. — Я захлопываю дверцу, дожидаюсь, пока снова раздастся щелчок замка, и только потом разворачиваюсь к нему полностью. — Но хороший вор всегда сначала соблазняет свою жертву.

Я потягиваю пояс халата, пока он не ослабляется, открывая меня, а затем раздвигаю ноги, приглашая его.

Глаза Дома опускаются, пробегая по моему обнажённому телу. Его веки чуть прикрываются.

— Ты хороша, — медленно тянет он.

Он делает шаг вперёд, и теперь уже я чувствую себя жертвой. В одно плавное движение Дом поднимает меня с пола и бросает на край кровати. Спустя секунду его лицо оказывается между моих бёдер, и я концентрируюсь на ровном дыхании, пока мои пальцы запутываются в его тёмных, шелковистых волосах.

Мы проводим ночь, заново изучая тела друг друга, прерываясь только на доставку пиццы и когда Дом объявляет, что нам нужно поспать. Я притворяюсь, что собираюсь уйти в «сломанную» гостевую комнату, но только потому, что мне нравится, как он низко рычит и цепляет меня за бёдра, утягивая обратно в кровать.

Когда утром меня будит раздражающая мелодия его будильника, я чувствую, как ткань моей ночной футболки стянута. Понимаю почему, когда замечаю, что его рука сжата в кулак, не отпуская её даже во сне. Это одновременно бесит и трогает.

В душе Дом держит меня за бёдра, прижимая к влажной плитке. Я стараюсь дышать ровно, подстраиваясь под его медленные движения. Когда я первая срываюсь, он обещает последовать за мной, хваля, как хорошо я его принимаю.

Из-за нашего затянувшегося душа его расписание летит к чертям. Но он только улыбается и продолжает касаться меня, пока я не хлопаю его по рукам со смехом, пытаясь надеть платье без его вмешательства.

Я выбрала простое летнее платье, струящуюся зелёную ткань с оранжевыми цветами. Но Дом, похоже, очарован завязками на плечах, проводя по ним пальцами, пока я пытаюсь заплести волосы в венок из кос.

Конечно, сам он выглядит так, будто мог бы рекламировать какой-нибудь секретный кедровый одеколон. Его серые брюки сидят на нём неприлично хорошо, а короткий белый рубашка подчеркивает лёгкий загар.

Всё утро мы флиртуем и подшучиваем друг над другом, собираясь вместе.

Но настроение меняется, когда в машине, по дороге к кампусу, я задаю очевидный вопрос.

— Что мы скажем твоей семье?

Пальцы Дома сжимают мою ладонь, которую он снова взял в плен.

— А что ты хочешь им сказать? — Он не отрывает взгляда от дороги.

Я разглаживаю юбку на коленях.

— Я не в восторге от идеи объяснять всей семье Перри концепцию «приятелей по постели».

Дом молчит, но сейчас