Тафгай - Рейчел Рид

— Они дают мне какие-то таблетки.

У Фабиана отвисла челюсть.

— Господи Иисусе. Ты не видишь в этом проблемы?

— Я осторожен. У меня не разовьется зависимость, или что ты там себе надумал.

— Почему ты не можешь просто позволить себе восстановиться? Почему это так ужасно?

— Мы так не делаем, понял? Если есть хоть какой-то шанс, что я могу играть, я играю.

— А если ты играешь, то дерешься, я так понимаю, — сказал Фабиан, взглянув на свежие повреждения на костяшках Райана.

Тот сжал челюсти.

— Да, я дерусь.

— Я думал, ты закончил с драками.

— Я не могу просто перестать драться, Фабиан.

— Это не твой выбор?

Райан фыркнул.

— Я хоккеист. У нас нет права выбора.

От этих слов у Фабиана кольнyло сердце. А в горле образовался ком.

— Зачем ты вообще до сих пор играешь в хоккей? В этом нет необходимости.

Райан отвернулся.

— Это бред. — Он вышел из комнаты, Фабиан бросился за ним. Когда он догнал его, Райан повернулся и сказал: — Я так и думал, что это произойдет. Я ждал этого. Ты хочешь, чтобы я все бросил, чтобы тебе не пришлось встречаться с хоккеистом, да?

У Фабиана снова отвисла челюсть.

— Это не имеет ко мне никакого отношения. Хоккей губит тебя, Райан. Неужели ты сам этого не видишь?

— Хоккей — это все, что у меня есть! — крикнул в ответ Райан.

Он никогда настолько не повышал голос. Фабиан испугался.

— Нет, — мягко возразил он. — Ты не прав. Пожалуйста, не говори так.

— Почему нет? Это правда. Я не собираюсь бросать карьеру в НХЛ, Фабиан. Я не такой идиот.

— Я рассказывал тебе о симфоническом оркестре.

Фабиана передернуло от того, насколько горько Райан рассмеялся в ответ.

— Да. Но знаешь что? Я не могу уйти из НХЛ и стать независимым хоккеистом. Так что я рад, что ты смог заниматься собственной музыкой, но у меня нет подобной возможности.

— Ты мог бы заняться чем-то другим.

— Например? Что, блядь, я буду делать?

— Все, что захочешь! — практически закричал Фабиан.

Райан закатил глаза и на мгновение прищелкнул языком, затем выдохнул и сказал:

— Ты не понимаешь.

И в этом-то все и дело, да? Фабиан не понимал ничего в хоккее. Не понимал, почему Райан позволял тому разрушать свою жизнь, если не получал от игры никакого удовольствия. Почему Фабиан в принципе думал, что эти отношения могли сложиться?

— Пожалуй, не понимаю. — Фабиан прошел мимо него и направился к двери.

— Куда ты? — спросил Райан, когда он обувался в кроссовки.

— Домой.

— Почему ты так себя ведешь? Ты знаешь, какая у меня работа. Ты знал, кто я, когда мы начали встречаться.

Фабиан сглотнул ком в горле.

— Да, я знал. Я точно знал, какой ты милый и замечательный.

Плечи Райана поникли, голос стал тихим.

— Не знаю, зачем ты так. Ты, кажется, думаешь, что я лучше, чем есть на самом деле. Я не могу быть человеком, которого ты придумал у себя в голове.

— Ты и есть тот человек, который у меня в голове. В моем сердце. — Фабиан теперь плакал. Черт. — Именно поэтому я не могу смотреть, как ты причиняешь себе боль. Или кому-то еще.

Одна из гигантских рук Райана легла на плечо Фабиана. Руки, которые на этой же неделе, без сомнения, будут избивать кого-то.

— Мне жаль.

Фабиан не это хотел услышать. Такое извинение означало «мне жаль, что я не могу стать лучше», а не «мне жаль, но я постараюсь стать лучше». Если Фабиан останется, ничего не изменится. Уйти немедленно означало разбитое сердце, но еще мучительнее было бы остаться и наблюдать, как Райан губит себя.

— Я не могу так, — тихо сказал он. — Я думал, что смогу, но не могу. Ты прав, я не понимаю. — Он рвано вздохнул. — Я просто не понимаю. И никогда не пойму.

— Не уходи. — Райан теперь тоже плакал, чего Фабиан не мог вынести. Он повернулся к двери. — Пожалуйста.

Фабиан обернулся. Он очень хотел обнять Райана и попросить прощения. Заверить, что останется. Что сможет закрыть на все глаза и быть его бойфрендом. Но он не мог. Это было бы нечестно по отношению к ним обоим.

Поэтому он сказал:

— Береги себя, Райан Прайс.

А затем ушел.

Глава 26

Следующие две недели стали для Райана сущим адом.

Перелеты, сами по себе тяжелые, в отсутствие Уайетта превратились в настоящую пытку. Райану стоило огромных усилий просто заставить себя подняться на борт самолета. В салоне он сидел один в хвосте и судорожно хватал ртом воздух. К третьему перелету он попросил командного врача дать ему помимо обезболивающих что-нибудь успокоительное. Таблетки не подавляли тревожность, но вызывали сонливость, тем самым ослабляя панику до терпимого уровня.

Несмотря на сказанное Фабиану во время их ссоры, Райан чувствовал, как развивалась зависимость от препаратов. Он постоянно испытывал сильную боль, а облегчение после укола Торадола было пьянящим. Таблетки, которые он принимал после матчей, помогали свести к минимуму болезненные последствия игры с травмой.

А еще он стал просить снотворное. Как только отступала физическая боль, его охватывала агония разбитого сердца.

Самым труднопереносимым оказалось осознание абсолютной правоты Фабиана. Каждое его слово было правдой. И из-за этого Райану не следовало пытаться с ним связаться. Фабиан заслуживал кого-то гораздо лучшего, в чем Райан в очередной раз убеждался.

Он знал, что Фабиан выступал. Знал, что на следующей неделе у него планировалась презентация альбома, но не осмелился бы пойти. Лучшее, что они оба могли сделать, — это забыть все эти глупые отношения.

Как и все команды НХЛ, «Гардианс» отдыхали неделю до или после уикенда Матча всех звезд. В этом году до. Райан старался не думать о том, как чудесно было бы провести эту неделю с Фабианом. Он заперся в своей квартире и сосредоточился на лечении спины.

В среду его разбудил звонок от Уайетта.

— Хей, Прайси. Как каникулы?

— Нормально. Потихоньку.

В голове у Райана немного шумело. Поздно вечером он принял снотворное, действие еще которого не полностью прошло.

— Я звоню, потому что хотел, чтобы ты услышал это от друга, прежде чем услышишь где-то еще.

Райан моргнул.

— Тебя снова обменяли?

— Нет.