Пари на дурнушку - Татьяна Дин

Мы слишком стеснены в средствах. Их едва хватает, чтобы покрыть наши самые обычные расходы. Если бы не милость Его Светлости, ты бы никогда не попала на прием к доктору Уилкинсу. Он самый лучший доктор во всей стране! Его услуги стоят слишком дорого, чтобы их мог оплатить бедный эсквайр. Доченька, тебе несказанно повезло, что герцог Солсбери проникся к тебе сочувствием. Конечно, в этом есть и твоя заслуга, так как своим покладистым и добрым нравом ты сумела расположить его к себе. Я всегда говорил, что добродетель намного ценнее богатства. Теперь ты пользуешься благосклонностью самого герцога Солсбери! Он очень великодушный человек. Он подарил нам надежду на твое выздоровление. Ради тебя он готов расстаться с огромной суммой! Мы всегда должны быть ему благодарны!

Валери было трудно слушать хорошие слова в адрес Говарда. Ей хотелось возражать на каждое утверждение отца относительно доброты и великодушия этого гада!

Плотно стиснув челюсть, Вал с трудом молчала. Сейчас подлость Говарда в ее глазах только сильнее усугублялась и приобретала бОльшую вину. Он заставил ее отца восхищаться им. Петь дифирамбы. Считать хорошим человеком. И если ее отец не мог воздать Говарду по заслугам, то она могла. Она могла хотя бы немного испортить ему жизнь.

Отец не покидал Вал до самой ночи. Он много вспоминал их жизнь до и после пожара, а Валери рассказывала ему о том, как проводила время. Особенно подробно Роберт расспрашивал о ее выступлении, так как был невероятно поражен тем, что она выступала перед таким большим количеством незнакомых людей! Раньше она и слово боялась вставить, даже общаясь в кругу старых соседей.

Валери отпустила отца только тогда, когда он начал беспрерывно зевать и потирать глаза.

Перед уходом он поцеловал ее в лоб, подоткнул одеяло ей под ноги и пожелал спокойной ночи.

Вал уютно устроилась на постели и почти сразу заснула. После приятного и волнительного дня, она была утомлена и совершенно забыла о Говарде, который взял привычку шататься к ней каждую ночь.

Глава 53

Говард не понимал, почему, находясь в своем доме, среди кучи людей, он ни с кем не мог поговорить?

Хотя Роберт Вудс подходил к нему и благодарил его за гостеприимство и заботу, но было видно, что мужчина спешил в комнату дочери, поэтому Говард не стал его задерживать. Но Вудс весь день провел в покоях Валери и вышел уже в то время, когда любые серьезные разговоры благоразумно откладывались на следующий день.

Неуловимым оказался и Брендон - этот гуляка и любитель смазливых актрис! Друг уехал сразу, как только услышал, что Валери предписали постельный режим и компанию ей составит отец.

Расплачиваясь с доктором, Говард бросил взгляд в окно и заметил, как Брендон, запрыгнув на коня, направился к воротам.

Чертыхнувшись про себя, Говард проводил доктора к выходу, а на обратном пути встретил Саманту, которая, томно прикрывая глаза, сообщила ему, что брат уехал и бросил ее одну. Она спросила, может ли пригласить Фаррела в гости, на что получила его согласие.

Говард надеялся хоть так скоротать время ожидания. Но тогда он еще не знал, что ожидание затянется до ночи и закончится ничем. Пшиком.

Мало того, что он не поговорил с Брендоном, не попросил у Роберта Вудса руки его дочери, так и почти не видел ее, эту самую дочь!

Много раз Говард возвращался к волшебному мгновению, когда утром держал Валери на руках, и, с особым наслаждением смаковал его. Как же ему не хватало ее маленьких ручек, обхватывающих его шею! Ее стройного тела, так и льнущему к нему. Ее тепла. Дыхания. Взгляда.

Казалось, он целую вечность был лишён всего этого. Но и сейчас ему было мало. Он хотел видеть, чувствовать Валери.

В собственном доме Говард как вор крался к ее комнате. Он пока и сам не знал, что будет делать, оказавшись перед дверью. В час ночи Валери скорее всего спала, но он не мог заснуть, не попытав счастья увидеть ее. Или услышать ее голос. Пусть даже она скажет, чтобы он уходил, все равно в этот миг она будет думать о нем.

Говард уже был рад любым крохам, которые она кинет ему со своего стола. Он стал верным псом Валери Вудс, сторожащим ее под дверью и ждущим ее ласку. Он был готов унижаться, лишь бы она обратила на него внимание.

Оказавшись у ее комнаты, он, в очередной раз испытал волнение. Его будоражила мысль, что Валери была рядом. Одна. В постели. Ему нравилось представлять, как она ждет его прихода.

Он и дверь в ее покои изучил до мельчайших подробностей. Небольшой скол краски ближе к краю полотна, две царапины прямо по середине, пятно от чернил. Все это было для него родным.

Говард поднял руку и хотел постучать костяшкой пальца, как сам себя остановил. А что если…

Кисть медленно опустилась и тронула ручку двери. Он надавил на нее и тут же обнаружил, что ручка поддалась. Дверь оказалась не заперта!

Теперь уже никакие силы не могли остановить его от искушения посмотреть на своего милого воробушка. Стараясь не шуметь, он открыл дверь настолько, чтобы прокрасться внутрь, проскользнул в комнату и быстро закрыл ее.

Несмотря на сумрак, Говард видел достаточно четко, так как еще в коридоре привык к темноте, и сейчас без труда направился к кровати, ни на что не натыкаясь. Мягкий ковер заглушал его шаги.

Валери лежала на спине, слегка склонив голову набок. Одеяло сползло до талии, и взору Говарда открывалась девичья грудь, которая хоть и была скрыта сорочкой, но ее ткань оказалась такой тонкой, что позволяла ему разглядеть несколько больше положенного. Все как в его фантазиях!

Шумно втянув через ноздри воздух, Говард постарался взять себя в руки. Он не будет касаться Валери. Он только посмотрит на нее. Он запечатлит ее в своей памяти.

Но его взгляд блуждал по ее телу. Она была невероятно притягательной. Сладкой. Восхитительной. Не существовало ни одной женщины, которая сравнилась бы с его Валери!

Говард вернулся к ее лицу.

Неужели когда-то он считал ее некрасивой?

Нет, он был не слепцом. Он был идиотом!

Остановив взгляд на ее губах, которые оказались приоткрыты, Говард судорожно сглотнул.

Чувственные и полные они призывали его завладеть ими. Они манили прижаться к ним. Сколько бы раз он не целовал Валери, ему всегда было мало. Он хотел ее больше и больше.

Но мог ли он позволить себе вольность?

В