Веди меня через бури горы Химицу - Мицуно Вацу

природы и переставая служить ямаубам, как прежде. Как хранитель, я защищал Сатоко от такой участи смехом, дружбой, помощью в проделках и играх со смертными, в противостоянии всё возрастающему вниманию ямауб, пытавшихся вернуть былую власть над своим горным миром.

Так мы с Сатоко стали друзьями. Настоящими. И вместе мечтали о свободе от устаревших законов и правил, введённых старухами, о путешествиях по Месту-Где-Восходит-Солнце, а может, и по другим краям, в которых наверняка было много чудес, превосходящих те, на которые мы сами были способны.

Но время шло, и бремя служения ямаубам оставляло на Сатоко свой мрачный отпечаток. Она чувствовала, что без свободы вскоре отправится к своим сёстрам, став лишь завыванием зимнего ветра или снежной бурей, блуждающей вокруг горных вершин. Страшась такой участи, юки-онна пошла на отчаянный поступок.

Она позволила жадному до власти смертному, искавшему гору Химицу, чтобы загадать желание о милости сёгуна, пройти через холодную стихию. Ямаубы пришли в ярость – негоже было Сатоко, не спросив у них, даровать недостойному такую честь. В кои-то веки я был с ними согласен. Было что-то такое в том смертном, что заставляло предчувствовать грядущие беды. Но Сатоко не просто так пошла против горных старух… У неё был план.

Она заставила смертного поверить в то, что с её помощью он добьётся успеха во всех делах, и тот, поверив ей, загадал на вершине Химицу желание до самой смерти быть властелином юки-онны, обещавшей ему дары. Так родилась нерушимая связь, против которой не могли пойти даже ямаубы, ведь сила горы Химицу восходила к сотворению мира и была тем законом, который никто и никогда не мог преступить.

Сатоко уехала вслед за смертным к сёгуну, и я отправился с ней. Казалось, что это было избавление – то, чего мы ждали! Свобода от власти ямауб и возможность путешествовать, делать то, что нам вздумается. Для меня так и было, но Сатоко просто сменила одну тюрьму на другую.

Смертный держал её подле себя, требуя тех даров, которые она обещала. С помощью своих сил и умения располагать к себе людей юки-онне удалось помочь ему возвыситься – получить назначение губернатором важного для сёгуна острова. Но смертный продолжал требовать, и эти требования с каждым разом становились всё более невыполнимыми.

Я предлагал ей помощь. Новый побег. Однако сила желания, загаданного на горе Химицу, была непреодолима, и после нескольких неудачных попыток отстраниться от смертного, Сатоко поняла, что только его смерть освободит её. Тогда я предложил убийство.

В конце концов, мы были ёкаями! Что нам жизнь одного человека? Но Сатоко никогда не нравилась жестокость. Ей казалось, что она приближала её к потере себя и растворению в природе, подобно другим юки-оннам. Поэтому я продолжал смотреть, как моя подруга угасает в доме смертного, а ямаубы, проведывающие её каждую зиму, злорадно смеются, считая это карой за то, что она ослушалась и бросила их.

История повторялась.

Только теперь я не мог быть рядом с той, кто угасала. Не мог быть Минори другом и поддерживать её так, как поддерживал Сатоко. Потому что она была лишь наполовину ёкаем, и власть хранителя ограничивалась тремя просьбами о помощи.

И всё же я был рядом. С самого начала зимы, с того момента, когда больше не мог ограждать сны Минори от вторжения ямауб, я всё равно находился неподалёку, наблюдая за тем, как она бледнеет, худеет и страдает.

– Ты не можешь помочь ей, нэкомата, – шептали тени, пока я прятался в лесу неподалёку от тясицу. – Полукровка должна заплатить за непослушание матери. Она должна сделать всё по законам.

– Почему вы так цепляетесь за свои правила? Вы – не Химицу. В вашей власти отпустить эту девочку и поменять законы, – отвечал я.

– Если мы не будем бороться за старые порядки, век ёкаев подойдёт к концу очень быстро. Нас должны бояться. Свои и чужие. Мы не потерпим предательств.

– Вы – старые глупые пережитки прошлого.

Тени оплелись вокруг моего горла, сдавливая и блокируя силы. Но ямаубам была подвластна лишь одна часть моей сущности. Сейчас они держали под контролем холод цурара-онны. Я же, воспользовавшись моментом, обратился к силе отца-бакэнэко, превратился в кота и вырвался из хватки.

– Тяжело с полукровками, да? – усмехнулся я, слыша злое шипение ямауб. – Думаю, вы ненавидите таких, как мы, потому что нами сложнее управлять. Боитесь, что, ослабив контроль над остатками подвластных вам ёкаев, вы породите ещё больше двойственных созданий, которыми уже не сможете управлять.

– Мы никогда не были против того, чтобы наши юки-онны соблазняли смертных мужей и давали нам новых внучек, – отвечали старухи. – Мы не боимся полукровок.

– Тех, которые растут под вашим надзором, может, и не боитесь. Но в Минори больше человеческого.

– Перевесить может любая половина. Нам неважно, что будет с дочерью предательницы Сатоко. Мы хотим лишь показать, что всё ещё сильны, и способны завершить кару.

Тени вновь ринулись ко мне, но я успел выставить перед собой тонкий ледяной щит, ощерившийся на врагов прозрачными шипами.

– Я не нарушил ни один из ваших законов, вы не имеете права вредить мне.

– Ещё нарушишь, нэкомата. Ты давно ходишь по грани…

Ямаубы исчезли так же внезапно, как появились. Я бросился к хижине и заглянул в окно комнаты Минори.

Юная юки-онна лежала на футоне, бледная и дрожащая, а смертный самурай прижимал влажную тряпицу к её окровавленному плечу. Мне бы хотелось оказаться на его месте. Я был её хранителем. Не он.

И всё же я радовался, что хоть кто-то помогал Минори. Пусть и тот, чей дядя приказал Сатоко на смертном одре сделать то, из-за чего ей пришлось бежать в чужую страну и скрываться годами от силы проклятия и ямауб, лишь бы избежать исполнения последней воли её хозяина.

Мацудайра Таичи был не таким, как Ясухира. Подобно Минори, он был человеком нового времени. И, смотря на них через мутное окно, я смел надеяться, что самурай будет союзником юки-онны до конца пути, каким бы он ни был. Ведь юноша уже явно потерял голову от чувств к ней.

Но я ошибся.

Я стал свидетелем того, как частичная правда о деяниях предков возвела стену между Таичи и Минори. И её не смог разбить даже их поцелуй, принёсший больше горечи, чем избавления.

Самурай ушёл, а юки-онна осталась одна. По отчаянию, застывшему скорбной маской на её лице, я понял, что она сделает следом.

– Двухвостый хранитель Нао, я прошу тебя помочь мне в третий раз и готова заплатить цену! – прозвучал звонкий