Царствование Розы - Кейт Голден

Его твердое возбуждение уперлось в мою спину. Желание пульсировало внутри. Его руки стали прутьями чистого жара на моей груди и животе, а его ладони начали бродить…

Он нежно гладил мою ключицу, только большим пальцем водя взад-вперед. Ласкал шелк моей ночнушки на моем животе, чуть ниже пупка.

Медленные, ленивые круги.

Я прижалась задом к его твердости, движения были такими мелкими, что матрас даже не дрогнул, как и одеяло, окутавшее нас. Но каждый почти неощутимый скольз моей попы по его длине или нажим к его груди заставлял его руки сильнее впиваться в мою кожу.

И вызывало больше влаги между моих ног.

Губы Кейна замерли у моей щеки. С каждым плавным движением его дыхание становилось все более прерывистым. Все более животным. Я почти умоляла его, как своего короля, приказать Гриффину и Мари найти себе занятие за пределами этой комнаты всего на час. Всего на десять минут.

Ладно, пять минут. Я не была жадной.

Пальцы Кейна скользнули вниз, пока не проникли под короткую шелковую сорочку — наконец кожа касалась кожи — и все прочие мысли покинули мой разум.

Стон застрял у меня в горле, когда он провел костяшкой пальца по ноющему бутончику, водя пальцем по совершенно чувствительной плоти, вырисовывая круги, дразня…

Его дыхание сперло, и я почувствовала, как он ухмыльнулся мне в ухо, сжимая не совсем нежно. Он толкнул бедрами — эта пульсирующая твердость, словно гранит — в мою спину, будто даже не осознавая этого.

А потом его пальцы…

Нашли то, что, как я знала, так его обрадует, — скользкую, мокрую влагу, собравшуюся между моих ног. Его рука замерла там, и беззвучный вздох содрогнулся на его губах у моей шеи и уха.

Если Гриффин и Мари не спят, они нас наверняка услышат. А Кейн…

Кейн был на грани. Он погружался в мои полные, распухшие складки и выныривал из них. Водил пальцами так легко по тому самому желанному месту, что я чуть не закричала от отчаяния.

Если кто-то и должен был остановить это, то лишь я.

Но то, как он прикасался ко мне…

Боль, что нарастала в моем нутре — теперь почти больше боли, чем наслаждения, — грозила снести меня, как ураган. Оставались секунды до того, как я взгромозжусь на Кейна и найду свое освобождение, несмотря на Гриффина и Мари. На данном этапе хоть весь город Ревю мог бы наблюдать, и я бы позволила.

Его палец наконец изогнулся и вошел внутрь меня…

Но прежде чем поистине сладострастный стон вырвался из моих губ и прокатился по комнате, я отшвырнула руку Кейна. Его пальцы, мокрые насквозь, шлепнулись на мое бедро и замерли там. Он сжал кисть, а его дыхание отозвалось у меня в ухе.

Все его тело было напряжено не меньше моего. Его член за спиной.

Гриффин пошевелился на полу, и городские огни осветили его спину, пока я наблюдала, как он поворачивается ближе к кровати Мари. Я сделала дрожащий вдох и тихо выдохнула.

— Скоро, — прохрипел Кейн мне в ухо. Его голос был грубым, как гравий, и полным нерушимого обещания.

И правда, скоро.

Глава 27

КЕЙН

После худшего сна в моей жизни, наполненного самыми яркими, низменными сновидениями, мы рано утром отправились к книгоделу. Пока мы одевались, я едва мог смотреть на Арвен сквозь дымку собственного стыда и накопленного желания.

К тому времени, как мы свернули на уютный проспект по дороге к дому Олеандра, мне удалось сбросить с себя хотя бы часть этого сводящего с ума вожделения. Впереди был важный день, и я не мог провести его в фантазиях о ее прерывистых стонах.

Мейнспринг, квартал, где мы остановились, был пристанищем для серьезных интеллектуалов и нелюдимых мастеров. Мощеная улица была застроена молчаливыми, мрачноватыми таунхаусами и ухоженными живыми изгородями, большая часть которых наглухо скрывала дома от посторонних глаз, вроде наших.

— Я ожидала, что улицы будут заполнены домиками художников и дорогими книжными магазинами, — сказала Мари. — А здесь довольно уныло.

Арвен кивнула.

— И слишком тихо. — Ее длинные темные волосы были стянуты ониксовой лентой, и они развевались на ветру. — Где все?

Они были правы. Несмотря на солнечный зимний день, извилистая улица была безмолвна и пуста, на ней не было ни лошадей, ни экипажей. Не было вовсе ни души.

— Они работают. Мейнспринг — это квартал, предназначенный для тех, кто посвятил себя ремеслу и ничему больше.

— И для тех, кто достаточно преуспел, чтобы владеть здесь землей, — добавил Гриффин.

Арвен разглядывала один из живописных кремово-белых домов с изящными черными деталями и штакетником.

— Ремесла вроде портретов? Скульптуры?

Я покачал головой.

— Скульпторы и художники живут в более шумном районе Ревю, где гораздо больше вина и женщин. Местные жители создают хитроумные механизмы. Они пишут диссертации и проводят часы, склонившись над философскими трактатов.

— Значит, этот историк и создатель книг учета — человек весьма серьезных нравов.

— Олеандр создает лучшие фолианты в Эвенделле, — сказала Мари ей. — У Дагана есть несколько его оригинальных работ в библиотеке Шэдоухолда.

— Я, кстати, несколько лет назад посылал сюда одного из своих дворян, чтобы предложить ему переехать в Уиллоуридж. — Я надеялся, что старик приведет с собой некоторых из своих впечатляющих молодых учеников и коллег. В Уиллоуридже было в избытке художников и рестораторов, поэтов и романистов… Я думал, Олеандр мог бы хорошо вписаться и помочь привлечь в столицу больше таких, как он.

— Но?

Я пожал плечами.

— Он отказался. Я так и не узнал, почему.

Я послал Леди Клео, одну из моих самых убедительных дипломато. Она вернулась, не добившись ничего, кроме сожаления, и по какой-то причине — возможно, я был отвлечен древним Клинком, как раз тогда исчезнувшим из моего хранилища — я не стал настаивать.

Пока мы приближались к дому старика, мне вдруг представилось, как одиноко должно быть жить в Мейнспринге. Эти мужчины и женщины, день за днем работающие над своими романами или механизмами. И тогда я подумал, как близок я сам был к подобному одинокому существованию — где месть была моим единственным ремеслом. Она уводила меня от любого осмысленного человеческого контакта, высвобождая самые грубые, эгоистичные стороны моей натуры.

Я протянул руку к руке Арвен, и она с удовольствием переплела свои пальцы с моими.

Дом Олеандра был немного потрепан непогодой и явно просил свежего слоя краски цвета бычьей крови. Двухэтажный особняк все же выглядел