Соучастники в любви - Луна Лу

тоже сейчас сгорает от стыда. Тяжелое молчание повисает в комнате, и я слышу, как Миллс пытается выровнять дыхание, а Рейли застыла на месте. Наконец я слышу ее голос:

– Оставьте нас, офицер.

– Мэм, я… – его голос непривычно дрожит.

– Уходите, пока я не позвонила Осборну, – цедит Рейли.

Все еще не смею поднять взгляд, уставившись на складки платья у себя на коленях. Слышу хлопок входной двери и шумный вздох Рейли.

Мне конец. У меня нет оправданий. И я даже не стану пытаться. Мне все равно, что со мной будет. Только до смерти стыдно перед Миллсом. Чем я вообще думала?

– Что ты творишь вообще?! Совсем потеряла контроль?! – шипит Рейли, разъяренно глядя на меня.

– Я… – не знаю, зачем открываю рот, не собираясь оправдываться. – А почему ты не на дежурстве?

Кажется, тете стоит огромного труда не запустить в меня сейчас чем-то тяжелым.

– Да ты издеваешься?! – она зажмуривается, потерев переносицу. – Я три дня думала, что ты можешь быть мертва, потом вытащила тебя из полицейского участка, узнала, что у тебя было что-то с чертовым Дивером, а сегодня мне позвонили из школы, потому что ты затеяла очередную драку, – на этот раз с Леннардом! – орет она. – А теперь я захожу домой и вижу, как ты с Миллсом… – она запинается, видимо, не подобрав нужного слова, и морщится, уточняя: – С офицером Миллсом!

Я молча сижу, опустив голову, и ощущаю, как все мое тело горит, а в горле стоит ком. И мне хочется, чтобы все это закончилось. Чтобы Рейли перестала на меня орать. Чтобы мне не пришлось сидеть перед ней и желать умереть от стыда и ощущения собственной тупости. Просто закрыть глаза и оказаться в трейлере, с Нейтаном, и ни о чем не думать. Но сквозь закрытые глаза льются предательские слезы, попадая в рот, и, облизнув губы, я ощущаю вкус Миллса. Надо умыться. Почистить зубы. Отмыться от всего.

Рейли тяжело дышит, схватившись за голову, чтобы успокоиться.

– Держись подальше от Леннарда, слышишь меня? – ее голос дрожит, но на этот раз не от злости. Она встревожена.

– Этот трус ничего мне не сделает, Рейли, – возражаю я, вдруг осмелев.

– А его родители могут, они влиятельные люди, – серьезно говорит тетя.

– Они могут купить коронера и весь участок шерифа, но они не купят нас. – Я наконец решаюсь взглянуть ей в глаза, а она отводит взгляд.

Так странно видеть такую Рейли. Она всегда смотрит в упор, особенно когда ругается или доказывает свою правоту. Так, что ее взгляд действует сильнее слов. Но не сейчас. И меня вдруг окатило неприятной дрожью. В голове всплывают наши с ней ссоры прошлым летом. Тетя все твердила, чтобы я отстала от Линды и всех ее друзей, чтобы я перестала ходить к Осборну и пытаться выяснить, что произошло с Элайзой, и я не могла понять почему.

– Они же не… – я запинаюсь, не в силах договорить, когда встречаю взгляд Рейли.

И тогда я понимаю.

– У меня не было выбора, – едва слышно произносит тетя.

«Нет. Я не хочу в это верить».

– Как это?.. – Я не могу даже сформулировать свои мысли от шока и гнева.

– Мы бы не смогли ничего доказать. – Я не могу взглянуть ей в лицо, но по голосу слышу, что она вот-вот расплачется. – Нам нужны были деньги, Изи. Надо было оплатить ее похороны.

– Но страховка?..

– Страховка не распространяется на самоубийц, – она с трудом произносит последнее слово. Так, словно оно разъедает ее изнутри.

Самоубийца. Вот кем была Элайза в глазах других. Не жертвой. Не девушкой, пострадавшей от действий морального урода. Самоубийцей.

– Мы бы справились сами, нашли бы деньги, я могла взять дополнительные смены и…

– Недостаточно. Этого бы не хватило.

– Сняли бы с моего счета, родители ведь оставили…

– Это деньги на колледж.

– Да плевать на колледж, Рейли! Я бы все отдала для Элайзы!

– Мы не могли использовать эти деньги до твоего совершеннолетия, я пыталась; поверь, другого выхода не было, – замотав головой, оправдывается она.

– Боже… – Я запускаю пальцы в волосы, хватаясь за пульсирующую от боли голову. – И ты все это время знала про Леннарда? Он отнял ее у нас, из-за него все считают ее самоубийцей! Ты продала память о ней, ты предала Элайзу! За грязные деньги Леннардов! Как ты могла, Рейли?

– Ты не понимаешь…

– Нет, это ты не понимаешь! Он практически убил ее. Нет, он не просто убил ее, он заставил ее страдать и ненавидеть жизнь настолько сильно, чтобы она желала собственной смерти! Чтобы она сама лишила себя жизни! Это даже хуже, чем убийство!

– Значит, так ты оправдываешь своего Дивера, да?

– Нет, он здесь ни при чем. Не переводи тему, просто ответь… – Наконец нахожу в себе силы подняться с дивана, едва держась на дрожащих ногах. – Если бы я сама не узнала о Леннарде, когда ты собиралась мне об этом сказать?

Тетя молчит, опустив стеклянный взгляд, а ее губы поджаты, и я принимаю это за ответ.

Никогда.

Я понимаю, что если пробуду в этом доме еще хоть одну лишнюю секунду, то взорвусь. Я больше не могу видеть ее, слышать ее, говорить с ней. Ее предательство – это последняя капля.

Рейли так и продолжает стоять как вкопанная у входа, когда я убегаю в свою комнату, захлопнув за собой дверь. Не зная, на чем выместить злобу, я бросаю в стену попавшийся мне на глаза телефон, который недавно подарила тетя. Потом, недолго думая, вытряхиваю все имеющиеся у меня деньги из карманов курток, сумок, копилок. Забираю нашу с Элайзой фотку и, как всегда, выбираюсь через окно. Сажусь на велосипед и уезжаю. Еду, а ветер охлаждает мою кожу, и слезы мешают разглядеть дорогу, но я двигаюсь по привычке. Я знаю этот чертов город. Каждую улицу, каждый поворот, каждый светофор, каждую кочку на дороге. До тошноты все знаю.

Когда я наконец подъезжаю к трейлеру, мое сердце замирает и тут же начинает колотиться с такой быстротой, что, кажется, готово вырваться из груди, потому что я вижу в окошке горящий свет, а снаружи – до боли знакомый черный «Шевроле».

Глава 37

Изабель

Bülow – Euphoria

Бегу к трейлеру и от нетерпения распахиваю скрипучую дверь так, что кажется, она вот-вот слетит с петель.

Нейтан стоит у кровати спиной ко мне. Он точно услышал, как я зашла. Даже глухой услышал бы мое дыхание сейчас. Но он продолжает стоять, не двигаясь, а я так и