Игра титанов: Вознесение на Небеса - Хейзел Райли

В театре темно; единственный прожектор бьёт на сцену. Луч света — прямо на Ареса. Он сидит на полу, расслабленно. Слева от него — Посейдон, справа — Гера и Зевс. Глаза наших кузенов следят за нами, пока мы не поднимаемся на сцену.

— Располагайтесь, — предлагает Арес. Лицо у него загримировано под череп. Никто не комментирует, но я невольно вспоминаю, что и сам крашусь для своих игр.

Я сажусь прямо напротив, Хейвен — рядом, наши руки всё ещё сцеплены. Арес бросает взгляд на переплетённые пальцы, кривится и оглядывается по сторонам, будто проверяя, все ли расселись.

В напряжённой тишине звучит один голос:

— Добрый вечер, господин Зевс. Всё хорошо?

Вздох.

— Да, Лиам, спасибо.

Арес водит чёрными, как смола, глазами с лица на лицо, лишь на Хейвен задерживается дольше обычного:

— Наконец-то вижу свою Коэнсоседку! Ночь провела у Хайдеса?

«Коэнсоседка»? Мне не нужно смотреть на Гермеса — знаю, что он уже хихикает.

— Какая ты сегодня сияющая, — продолжает Арес. — Наконец кто-то отшлёпал тебя как следует?

Кулак грохает по полу — звук прокатывается эхом и обрывает Ареса.

— Хватит, — бросает Афина, глаза налиты кровью, рука всё ещё сжата. — Мы здесь не затем, чтобы слушать, как ты корчишь из себя похотливого козла. Перейдём к сути, то есть к твоим тупым играм.

Арес вздёргивает обе брови:

— Кто тебя научил таким плохим словечкам?

Но Зевс вмешивается мгновенно: локтем лёгкий тычок в предплечье Ареса.

— Прекрати. Делай то, ради чего всех сюда согнал.

— В смысле «пригласил»? — уточняю я. У меня есть версия.

Хейвен её подтверждает:

— Играть будем все, верно? Твои братья не исключены.

Арес ухмыляется:

— Браво, Коэн. Играем все. Включая меня.

Никто не издаёт ни звука. Посейдон, Гера и Зевс выглядят неловко. То ли знают, что за игра, то ли им просто стыдно за такого проблемного брата.

— А если мы не захотим играть? — подаёт голос Афродита.

Не уверен, слушает ли её Арес. Но он приподнимается и вытаскивает что-то из кармана. Между нами падает пачка наличных.

— Тысяча от меня.

Теперь очередь Зевса: он добавляет, без театрального броска:

— Тысяча от меня.

Гера — тем самым тоном, который я часто слышу у Афродиты: уставшая мама, замученная своими детьми. В ней, правда, много и от Афины — идеальная смесь моих двух сестёр.

— Тысяча.

Последним — Посейдон. Кладёт свои деньги с той же формулой:

— Моя тысяча.

Перед нами уже четыре тысячи долларов.

— Вот так ты тратишь деньги родителей? — поддеваю его.

Взгляд Ареса впивается в меня:

— А ты на что тратишь — на фраппуччино и средства для волос?

Я сжимаю челюсть:

— Я…

— Заткнись и решай, играешь или нет.

— Хоть бы объяснил правила, — бормочет Хейвен. Я знаю, четыре тысячи её манят. Это ещё один шажок в погашение отцовского долга. Небольшой на фоне общей суммы, но любой платёж кредиторам — шаг вперёд.

Арес говорит серьёзно:

— Я не скажу, в чём игра. Не дам предупреждения, как даёте вы. Потому что можно будет соскочить в любой момент. Но тогда вы теряете поставленные деньги. Кто дойдёт до конца, кто останется последним — забирает всё. Просто, да?

Ничуть не просто.

— С чего мне играть? Нам-то это зачем? — я киваю на братьев. — У нас деньги есть.

И тут меня осеняет: он играет не на нас, а на Хейвен. И, судя по её сосредоточенному виду, попадает точно. Чёрт.

И правда, отвечает она:

— У меня нет столько, чтобы ставить.

— Не страшно. Ставь, сколько есть. Вход свободный, — успокаивает Арес. Почти доброжелательно — но я знаю, он что-то замышляет. Чего от него ждать — не угадаешь.

Я крепче сжимаю её ладонь и шепчу:

— Не обязательно. Мы можем уйти и послать его к чёрту. Не сливай деньги. Даже если ты классно играешь и никогда не пасуешь. Забьём.

Смех Ареса заглушает ответ Хейвен.

— Но ведь вы же были королями игр, не так ли? Божествами Йеля, которых все боялись за ваши аморальные вечеринки? И теперь хочешь сдаться? — В его глазах вспыхивает странный огонёк. — Храбрые вы только в собственных играх? Жалкое зрелище.

Зевс закатывает глаза. Иногда мне хочется предложить ему перейти в нашу семью. Но тогда жалко было бы Посейдона и Геру, оставшихся один на один с Аресом. Хотя, может, просто исключить Ареса — и всё.

— Мы играем во что хотим, — отрезает Аполлон, уже поднимаясь. — А ты не настолько важен, чтобы тратить на тебя наше время.

— Тарзан, сядь, — лениво бросает Арес. — По глазам вижу, что тебе интересно. — Он постукивает пальцем по полу, прямо по куче наличных. — Плати.

Мои братья колеблются. Но и глаза у них горят: то ли любопытство испытать себя в неизвестной игре, то ли желание унизить Ареса.

Рука Гермеса тянется первой: он швыряет свою кредитку, даже не дожидаясь возражений.

— Две тысячи долларов.

Я таращусь на него с открытым ртом. И не только я — Аполлон с Афиной тоже.

— Ты рехнулся? — взрывается Аполлон.

Гермес откидывается назад, вытянув ноги, и пожимает плечами.

— Надоели его подколки. Хочу обыграть и содрать с него деньги. Если выиграю — отдам всё «Маленькому раю».

Ход умный. Мы могли бы все играть ради неё. Нам деньги ни к чему, а вот Хейвен они нужны.

Как будто читая мои мысли, Афродита тоже кладёт карту.

— Я ставлю две тысячи. — Она смотрит мне прямо в глаза и едва заметно кивает: «Если выиграю — отдам Хейвен».

Аполлон следит за обменом. Выглядит сомневающимся.

— Кронос с Реей спросят, почему такие транзакции, если мы проиграем. Что скажете? Что мы отдали деньги Хейвен ради её отца? Они взбесятся.

Он прав. И всё же не до конца.

— Кронос ненавидит Ареса, — напоминаю я. — Скажем, что это была ставка против него — он только порадуется.

Афина достаёт кошелёк.

— Три тысячи, — бросает с вызовом, словно подчёркивая, что Арес ставит меньше, хотя он хозяин игры.

Очередь Аполлона.

— Пожалею об этом, — бурчит он. — Две тысячи.

Я бросаю взгляд на растущую кучу карт и купюр.

— Хочешь сыграть? — тихо спрашиваю Хейвен. Слишком много денег. Я бы и сам поддался на искушение.

Хейвен кивает, не отрывая глаз от суммы, соблазнительной, как никогда.

— Никогда не видела сразу столько денег, — шепчет ошарашенно, и у меня сжимается сердце.

Мы играем на деньги ради развлечения, потому что их у нас в избытке. А украсть у отца и помочь ей я не могу. Как бы хотелось сделать для неё больше.

— Но у меня нет… много… — бормочет она, смущённая.

Прежде чем она