Игра титанов: Вознесение на Небеса - Хейзел Райли

— Помните Персефону? — продолжает Арес, раз никто не спешит заговорить.

Ещё как помним.

Я чувствую её взгляд на себе и опускаю голову, чтобы не встречаться глазами. Во мне всё смешивается: воспоминания и… двусмысленное ощущение. Будто я её знаю, но будто чего-то не хватает. И чем сильнее я копаюсь в памяти, тем быстрее она крошится сама по себе. Каждый рывок — впустую, оставляет только раздражение, чувство, с которым я плохо уживаюсь. Когда думаю про годы в приюте, вижу обрывки: дерево во дворе; девочку, с которой я не ладил; толпу других, к которым я не приближался. Воспоминания, как за запотевшим стеклом. Подробностей не разобрать.

— Арес… — гудит Зевс своим баритоном. — Не перегибаешь ли?

Детская сторона Ареса вылезает наружу напоказ:

— Это мои игры, и решаю тут я, ясно? Отойди. Ты больше не играешь.

— Тогда, — взрывается Хейвен, — задавай уже свой вопрос Хайдесу. Времени у нас не вагон.

Арес поворачивается к ней с ухмылкой:

— И то верно. Нам с тобой ещё фильм досматривать перед сном, правда?

Я закрываю глаза и выдыхаю носом. Аполлон сжимает мне плечо — жест, которым он пытается меня успокоить. Бесполезно, хотел бы я сказать, но спасибо.

Вот зачем театр. Не чтобы меня поддеть — он действительно решил поставить спектакль. Проклятый ублюдок.

— Ха-дес, — Арес тянет моё имя, смакуя «с». — Что выберешь: поцеловать Персефону или позволить мне поцеловать Хейвен?

Глава 22. ШАХ И МАТ

Дионис родился от союза Зевса, царя богов, и смертной Семелы.

Женщина погибла во время беременности из-за божественной силы Зевса, но Зевс извлёк плод и вшил его в своё бедро, пока тот не возродился.

Арес расстёгивает молнию на чёрном рюкзачке. Сначала вытаскивает bluetooth-колонку и подключает к ней свой iPhone. Потом — стеклянную бутылку и винный бокал. Под святые взгляды всех присутствующих, включая его братьев, пускает пробку к потолку. Наливает себе, включает мелодию для скрипки, устраивается поудобнее и потягивает что-то похожее на игристое.

— Прошу, Хайдес, сделай свой выбор, — подзадоривает он с ухмылкой. Обращается к остальным: — Нравится трек? Это Toxic Бритни Спирс, только в оркестровой версии. Красота. Я вообще обожаю Брит, и, наверное, узнаю себя в песне — я тоже токсичный… — уносится в сторону.

— У тебя серьёзные проблемы, Арес, — шипит Афродита, глаза — щёлки. — Без обид, — кивает братьям.

Зевс едва качает головой:

— Никаких обид. Она права.

Ситуация была бы смешной, если бы сердце не дубасило так, что я боюсь остановки. Игры шли терпимо. Требования Ареса не были запредельными — и это меня настораживало. Сбрить волосы? Поцеловать Лиама или раздеться? Я знала: хуже ещё впереди. Похоже, только начало.

— Итак, Хайдес? Мне скучно, — продолжает Арес. — Не вздумай сняться, а?

У Хайдеса кулаки белые, он готов броситься на него.

— Почему нет? Правила не запрещают.

Арес прячет вспышку раздражения. Осушает бокал залпом, ставит, хватает бутылку и пьёт прямо из неё:

— Правила только что поменялись. Если снимешься ты — я дисквалифицирую и всех твоих братьев. Останемся я, Коэн, Поси, Гера и… Лиам.

Лиам вскидывает голову, с конфетой во рту и фантиком в руке:

— Простите, боюсь, конфету надо убрать из банка. Захотелось съесть.

Одна я реагирую на смену правил:

— Ты не можешь!

— Почему? Это же ровно то, что они делают в своих играх, помнишь? Меняют правила по ходу, как вздумается, — пожимает плечами и снова хлебает игристое.

Он прав. И я знала это ещё до возражения. Поэтому ни Хайдес, ни другие не спорят. Бессмысленно. Вопрос один-единственный.

Toxic стихает, заливая сцену тишиной. Через пару секунд вступает пианино. Арес прибавляет громкость и закрывает глаза:

— О, это тоже Toxic, только фортепиано.

Я его игнорирую. Персефона не сводит глаз с Хайдеса — от её взгляда меня мутит. Словно только и ждёт, чтобы его поцеловать. А если поцелует — и в нём что-то щёлкнет? Та искра, что, соединившись с прошлым, даст понять: часть его хочет её?

Не успеваю договорить паранойю: поворачиваюсь к Хайдесу, а он смотрит на меня. И так смотрит, что у меня пропускает удар сердце. С ужасом понимаю: это взгляд человека, готового пожертвовать собой, лишь бы не причинить мне боль. Он хочет выбрать мой поцелуй с Аресом.

— Ладно, это уже перебор, — взрывается Арес. — Прими, чёрт побери, решение.

— Дай ему время подумать, придурок, — влезает Аполлон, будто это его поставили на растяжку.

Арес закатывает глаза:

— Иди-ка умножь пару буханок, Иисус, и не суйся.

— Ребята, — вмешивается Зевс, — придётся выбрать. Чем больше Арес пьёт, тем хуже будут вопросы дальше. Я вас очень прошу.

Мы с Хайдем встречаемся взглядами. Его всё ещё держит Аполлон, но тот уже остыл и стряхивает с себя руки братьев.

— Поцелуй её, — шепчу, не знаю, откуда силы. — Поцелуй. Это игра. Я понимаю.

— Ты серьёзно просишь его поцеловать другую, Хейвен? — спрашивает Гера. — Зачем?

— Потому что я не вынесу боли, которую он испытает, увидев, как Арес целует меня. Не после того, что он сказал вчера. Не после того, как я узнала его настолько, чтобы понять: слабое место Хайдеса — любовь, — отвечаю с треском в груди. Ещё миг — и она раскрошится.

— Хейвен… — возражает Хайдес, морщась и протягивая ко мне руку. Хотел что-то добавить — и не добавляет.

И это чуть ранит. Я сама подсказала, что выбрать, но всё равно ждала, что он что-то скажет. Не сдастся так быстро.

— Значит, послушаешь её совет? — подзуживает Арес. — Выбираешь поцелуй с Персефоной — без «если» и «но» — с чистой совестью? Ух ты.

Хайдес не клюёт на провокацию. Опускает голову и замирает, весь — в мыслях. Как бы я заплатила, чтобы их услышать. Если бы были деньги.

— Он так и сделает, — говорю за него твёрдо. — Я согласна. Я понимаю.

Фортепианная Toxic заканчивается, и её сменяет инструментальная версия той же песни.

— Хватит, — Афродита кладёт ладонь Хайдесу на плечо, пытаясь поймать взгляд. — Можешь сняться. Ничего, что нас тоже дисквалифицируют. Уверена, Хейвен справится и так сможет выиграть.

Хайдес молчит. Голова всё так же опущена, словно он не услышал ни слова сестры.

— Коэн — ему не по силам, — Арес подливает масла, и меня тянет встать и влепить ему пощёчину. — Она только что пожертвовала собой, а он даже не моргнул, не возразил. Тебе нужен кто-то получше, Коэнсоседка.

Я не реагирую, но вижу — Хайдес услышал. Он поднимает голову мучительно медленно и впивается в Ареса глазами: