Игра титанов: Вознесение на Небеса - Хейзел Райли

— Три тысячи от меня. И ставлю за Хейвен тоже. Пять тысяч.

Посейдон и Зевс синхронно округляют глаза. Хейвен пытается возразить:

— Нет, Хайдес, нельзя. Это слишком и…

Я кладу её ладонь себе на колени и смотрю так серьёзно, что она замирает.

— Это мои деньги, и я сам решаю, куда их тратить. Я плачу за тебя. А если выиграю — сумма твоя.

Раздаётся саркастическое хлопанье в ладоши. Арес.

— Трогательно. Ну что, идём дальше? Кто остался?

Рука Лиама тянется к куче с десяткой.

— У меня только это, ребята. Надеюсь, пойдёт. — Он на секунду задумывается и вытаскивает яркий фантик. — И ещё мятная конфета, вдруг поможет.

Я невольно улыбаюсь. Кажется, я начинаю понимать, зачем мы всегда таскаем Лиама. Если он не болтает лишнего, а время от времени вставляет вот так — это разрядка для всей драмы.

— Отлично, — радуется Арес. — Пора объяснить правила. Моя игра называется «Меньшее зло».

Мы уставились на него.

Я уже жалею, что не ушёл.

— Знаете, как часто жизнь ставит перед выбором между двумя вариантами, оба хуже некуда, и приходится брать тот, что чуть менее отвратителен? Вот и всё. — Он скрещивает руки. — Я предложу два варианта. А вы выберете, какой предпочитаете, и выполните его на глазах у всех. Если откажетесь — выбываете и теряете ставку. Кто останется последним, забирает весь банк… двадцать одну тысячу десять долларов. Плюс мятная конфета, — добавляет с учётом вклада Лиама.

Хейвен рядом напрягается. Господи, как я хочу, чтобы выиграл кто-то из нас. Я уверен: даже Афина отдала бы деньги ей.

— Ну что ж, начнём. Северус Снегг, — выкрикивает Арес. Секунду никто не понимает, к кому он. Недовольное ворчание Аполлона даёт ответ. — Что выберешь: сбрить волосы или поцеловать Хейвен, большую любовь твоего брата?

— Чёртов мудак… — рычу я, подаваясь вперёд, чтобы схватить его за горло.

Арес даже не дёргается, словно ждал этого. К счастью для него, Аполлон меня удерживает. Гермес встаёт между мной и Хейвен.

— Уступи мне место рядом с ним. Нам пригодится сегодня. — Она подчиняется.

— Ну же! — усмехается Арес. — Волосы так дороги тебе? Что такого в стрижке? По-дружески скажу: не так уж они тебе и идут.

— А мне очень нравятся, — вмешивается Лиам, глядя на Аполлона с серьёзностью. — На твоём месте я бы не брился. Я бы поцеловал Хейвен.

Я беру слова обратно: присутствие Лиама абсолютно не нужно. Я сверлю его взглядом, и он съёживается, беззвучно изображая извинения.

К чёрту Ареса. К чёрту их семейку. И к чёрту эти игры.

Я провожу руками по волосам, глубоко вдыхаю и говорю:

— Поцелуй её. Ты мой брат. Я доверяю тебе.

— Что? — ошарашенно выдыхает Хейвен. Честно говоря, я сам удивлён не меньше.

Аполлон смотрит так, будто я велел ему раздеться догола.

— Хайдес, ты с ума сошёл?

— Мы должны выиграть, помнишь?

Он треплет волосы, перекладывая пробор то туда, то сюда, так что они сбиваются в спутанную копну. Вид у него нелепый. В конце концов он вздыхает.

— Нет, я не могу её поцеловать. Она твоя девушка. — И, прежде чем я перебиваю, добавляет: — Я делаю это из уважения к тебе и к ней.

— Скукотища, — язвит Арес. — Я бы её поцеловал без колебаний. — Подмигивает Хейвен, но она смотрит только на меня.

— Конечно, — спокойно отвечаю. — И знаешь, что потом бы не билось? Твоё сердце.

Арес уже открывает рот, но Афина резко обрывает:

— Хватит! — Она смотрит на Аполлона. — Так что решаешь? Нам искать ножницы?

— О, нет, — вмешивается Арес. Он вытаскивает из-за спины чёрный рюкзак. Копается и достаёт электробритву. — Вот они, готовы.

Этот ублюдок всё продумал. Интересно, что ещё у него там.

Аполлон смотрит на предмет, будто на дохлое животное. Моё терпение на исходе. Я бы и сам взял да сбрил ему голову — если бы он не проявил такую верность.

— Я выбываю, — объявляет он.

Арес выжидает, будто Аполлон ещё может передумать. Пожимает плечами и убирает электробритву.

— Как хочешь.

— Мы можем побыстрее? — Афина недовольно фыркает, вытянув вперёд голые ноги. На ней короткая юбка и без колготок. Её способность не мёрзнуть всегда поражала. — Игры у тебя скучные.

Арес ещё тот засранец, но она умеет задеть больнее. Я вижу, как у него ёрзает самолюбие — замечаю только потому, что не свожу с него глаз, и ловлю момент, когда он давит это и снова натягивает вызывающую маску.

— Посейдон, братишка, — продолжает Арес. — Что выберешь: остаться голым перед всеми или хорошенько пофранцузски поцеловать Лиама?

Лиам раскрывает рот. Посейдон морщится и взъерошивает свои голубые волосы:

— Лиам, ты мне симпатичен, но целоваться я пока не готов. Ничего личного.

А стоило бы.

— Значит, сдаёшься? — подначивает Арес.

У всех на виду Посейдон встаёт. Сначала сдёргивает ярко-оранжевую, безвкусную лонгсливку. Потом пинает в сторону шлёпанцы — и я на секунду зависаю. Кто вообще носит шлёпанцы в январе? Очередь доходит до широких чёрных брюк: расстёгивает — и они скользят к щиколоткам. Большинство уже отвернулось. Я смотрю на его ступни и вздыхаю только тогда, когда их накрывают боксёры. Он садится, полностью голый, и с привычной улыбкой:

— Кто следующий?

Арес хлопает его по плечу одобрительно. Потом кивает Зевсу:

— Старший. Предпочтёшь составить Посейдону компанию или поцеловать Лиама?

Лиам бурчит что-то нечленораздельное, а я с откровенным удовольствием наблюдаю, как Зевс сразу выходит из игры — как Аполлон. Он раздражённо поправляет пальто. Возможно, хотел играть, но выбора Арес ему особо не оставил.

— Фантазия закончилась? — ядовито спрашиваю я, довольный. Их осталось трое. Нас — шестеро. Не хочу сглазить, но шансы на нашей стороне.

Арес поднимает голову, и две чёрные лужи глаз прибивают меня на месте. Он криво усмехается одним уголком губ, абсолютно не впечатлённый моими словами.

— Хайдес Малакай Лайвли. Твоя очередь.

Я становлюсь параноиком, потому что тон у него сейчас другой. Что-то изменилось — или вот-вот изменится.

— Ну давай, — изображаю уверенность, которой нет. Надеюсь, никто этого не заметит.

Арес раскрывает рот… и закрывает, драматично. Начинает вертеть головой, будто кого-то ищет, и на лице растёт притворное недоумение.

— Простите, — криво хихикает. — Забыл ещё одного участника.

Единственный звук — это мой гулкий, слишком быстрый пульс, который будто лезет в горло. Меня внезапно мутит, ладони потеют. Гермес о чём-то спрашивает, но я его не слышу.

И повторить он не успевает. Из левого угла сцены выходит фигура. Девушка с длинными чёрными волосами, россыпью веснушек и чем-то пугающе знакомая.

— Привет, красавица, — кивает Арес. — Устраивайся.