Главный герой против развода - Марина Сергеевна Орлова

– Все не так, – заверила я, с удивлением поняв, что уверенности у меня в голосе было меньше, чем я ожидала. – Просто не хочу, чтобы с ним поступили несправедливо.

– Я… не хочу, чтобы ты испытала ту же боль, что и я тогда, – нахмурился отец.

– Отец… – вспомнила я, что важно мнение не только непосредственно суженных, но и их предыдущих партнеров, коих в знатных парах было предостаточно. – Ты ведь никогда толком не рассказывал, что произошло у вас с мамой, – стараясь быть очень аккуратной в словах, произнесла я.

Лицо отца словно застыло. Ему все еще было больно и неприятно бередить старые раны, несмотря на то, что он уже определенно любил Джулианну и дорожил новой семьей.

Сейчас же у него было такое лицо, которое прежде я за ним никогда не замечала. Печальное и смиренное. Бывшая жена для него умерла, но воспоминания о ней все еще были живы.

– Я любил твою мать. Хоть наш брак и был по расчету, в целях объединения двух семей, я искренне полюбил ее практически с первого взгляда. Но она меня не любила… – заговорил он. – Я знал, что у нее есть давний возлюбленный, с кем она хотела бы обручиться. Но ее семья была против, так как его семья была не настолько влиятельной и богатой. Их буквально разлучили ради этого брака. Потому я не торопил и не настаивал на том, чтобы она полюбила меня в ответ, – заявил он, а я поняла, в кого пошла оригинальная Биа. – Но наш брак все равно казался удачным и гармоничным. Может, взаимной любви между нами и не было, но она, кажется, смирилась и приняла этот брак. Она никогда не винила меня в расставании с возлюбленным и уважала меня как мужа и была приветливой. Я был убежден, что я начинаю ей нравиться, – улыбнулся он, но после на его лице проявилась гримаса скорби, отчего он, казалось, постарел на десяток лет. – До тех пор, пока посреди беременности, когда еще даже живот не вырос, проявилась парная метка, – заявил он то, отчего я едва не подавилась воздуха. Лишь чудом я сумела сдержаться, чтобы не перебивать мужчину. – Я понимаю твое замешательство, – кивнул он. – И я, и твоя мать были в полном шоке и не знали, что делать, пока на пороге не появились храмовики в сопровождении счастливого суженого, которым оказался бывший возлюбленный твоей матери.

Мы помолчали, после чего он продолжил:

– Они хотели тут же оформить развод.

– Ты не дал?

Отец покачал головой и криво усмехнулся.

– Не я… я в то время от горя и шока почти ничего не соображал. Отказалась твоя мать.

– Что? – опешила я.

– Да, тогда все были удивлены, а храмовики даже стали угрожать. Ее суженый был самым агрессивным. Мы с ним даже подрались. Чуть не поубивали друг друга. Только после того, как твоя мать заявила о своей беременности от меня, все остановились. Это заявление повергло всех в шок еще более сильный, чем само наличие метки. Я не знал, как себя вести и что чувствовать. Я любил твою мать и, узнав, что у нас будет ребенок, готов был рыдать от счастья. Но осознание, что он принадлежит другому – убивала. Тогда меня обуревали гнев, ревность и ненависть, потому я поступил, как последний трус и просто сбежал. Я должен был бороться до конца, но не мог вынести этого и оставил твою мать разбираться саму. После я остыл и вернулся через час, чтобы обнаружить свою беременную жену со следом от пощечины на лице, – его глаза почернели, а после наполнились виной. – Оказалось, суженый не мог принять того, что она предала их любовь и отдалась мне. Он посчитал это предательством и потребовал развестись и избавиться от ребенка. Но твоя мать категорично отказала. В то время, когда я должен был ее оберегать и оставаться на ее стороне, я позорно сбежал и оставил беззащитную женщину разбираться со всем этим в одиночку, – его голос дрогнул, а у меня в груди защемило от жалости и сочувствия. – Когда я вернулся, уже было поздно и она осталась одна. Эта стойкая женщина противостояла всем в одиночку даже будучи раненной, но не предала ни меня, ни своего ребенка, за которого боролась до последнего. Она пошла на сделку с храмовиками. Им было невыгодно, если бы в свет вышла информация о том, что метка досталась не просто замужней женщине, но еще и носящей чужого ребенка. Потому она потребовала отсрочку, пообещав развестись и выйти замуж только после того, как благополучно родит ребенка. Суженый был категорично против, но храмовики нашли этот компромисс оптимальным. Потому согласились временно молчать о метке и взяли на себя обязательство ежедневно помогать снимать боль от метки.

Отец замолчал, точно оцепенел, а после побелевшими губами произнес:

– Единственным условием от них заключалось в том, что она была обязана была согласиться на физический контакт со своим суженым.

– Что? – в ужасе округлила я глаза. – Она должна была с ним…

– Поцелуй, – перебил меня отец, поникнув головой еще сильнее. Его руки, сжатые в кулаки до побелевших костяшек, затряслись от напряжения. – Они сказали, что будет достаточно поцелуя, – произнес он. – Я должен был быть с ней рядом. Я должен был запретить ей, попытаться сообща найти другой выход, предложить что-то другое. Но я, гонимый своими эгоистичными чувствами бессовестно бросил свою жену, которая была такой же потрясенной, ранимой и растерянной. Эта женщина сдалась и согласилась ради ребенка внутри нее. Сейчас я понимаю, что у нее просто не было другого выбора. Она была такой же юной, неопытной и напуганной. Единственное, чего она хотела – это защитить ребенка, забыв о себе. А тот, кто должен был ее защитить и вступиться… сбежал. Это сейчас я понимаю ее мотивы и поступки, виной которым был исключительно я. но в то время я был слишком незрел… потому, не успев успокоиться, заревновал. Взыграла глупая гордость. Вместо того, чтобы просить ее о прощении и признать свою вину…. Вместо того, чтобы утешить ее, я неправильно понял ее, решив, что она, все еще любя того